Читать книгу - "Милорадович - Александр Бондаренко"

— Они заряжены, — сказал Якубович. — Бунтовщики хотели меня убить за то, что я не соглашался войти в заговор с ними.

Якубович является самым гнусным лицом в этом деле. Другие разбойники и убийцы — Каховский, Щепин и т. п. действовали бесчестно, зверски, но с каким-то убеждением, а он играл и словом и делом…»^[2125]

Герцог Вюртембергский привез письмо от императора. Он вспоминал: «Образ этого человека в его предсмертные минуты всегда будет внушать мне грустные воспоминания. Он оказался столь же достойным удивления на своем смертном одре, как и на полях битв. Теперь Милорадович уже никому не мог показаться фанфароном, каким его иногда считали: это был герой в полном смысле слова и, конечно, всегда был таковым, ибо иначе не мог бы так умирать. Когда я передал ему, со слезами на глазах, письмо государя, он сказал:

— Мне особенно чувствительно получить это письмо из ваших рук; мы с вами действовали вместе и в дни великие и славные.

Я изъявил мое сердечное сожаление о положении, в котором его нахожу, и выразил надежду на его выздоровление.

— Нечего обольщаться, — отвечал он. — У меня воспаление кишок. Смерть — неприятная необходимость; но знаете ли что — я умру, как жил, и прежде всего с чистой совестью.

По прочтении письма он сказал:

— Я с удовольствием пожертвовал собою за императора Николая. Меня утешает то, что в меня выстрелил не старый солдат, — тут он прервал разговор. — Прощайте, ваша светлость. На мне лежат еще важные обязанности. До свидания в лучшем мире.

То были его последние слова. Когда я уходил, его меркнувшие глаза бросили на меня еще последний дружеский взгляд.

Врачи отказались от него. Он умер спустя несколько минут, но успел распорядиться сравнительно небольшим своим состоянием преимущественно в пользу своих вольноотпущенных крестьян»^[2126]. Вот так… Проблему крепостного права он все-таки сумел решить — хотя бы для своих хлебопашцев.

«Милорадович не долго жил после полученной раны. Николай Павлович навестил его перед самой его кончиной и, выходя от него, сказал своим приближенным: "Он сам во всем виноват!"»^[2127]

Что император не навещал умирающего генерал-губернатора — известно, а в письмах своих, принадлежащих Истории, Николай I выражал искреннюю скорбь. Но что говорил он в кругу приближенных, остается лишь предполагать…

«Часов в 9 он исповедался и приобщился Святых Тайн, а в полночь начался бред, предвестник кончины; борение со смертью продолжалось часов до 3-х, и он умер в беспамятстве, говоря по своему обыкновению то по-русски, то по-французски»^[2128].

«В 3 часа Милорадович скончался»^[2129].

Через час Николай I писал Константину: «Бедный Милорадович скончался! Его последними словами были распоряжения об отсылке мне шпаги, которую он получил от вас, и об отпуске на волю его крестьян! Я буду оплакивать его во всю свою жизнь; у меня находится пуля; выстрел был сделан почти в упор статским, сзади, и пуля прошла до другой стороны.

Все спокойно, а аресты продолжаются своим порядком…»^[2130]

«Он умер в нынешнюю ночь» — известил официальный «Русский инвалид»^[2131].

«Таков был конец героя стольких битв, в которых он, подобно Мюрату, никогда не был ранен»^[2132]. Опять, уже в последний раз, сравнение с наполеоновским маршалом, которого десять лет как не было на свете: Мюрат был расстрелян после неудавшегося мятежа…

* * *

«Едва вернувшись во дворец, я должен был отнести приказ военному министру и пойти поклониться праху графа Милорадовича, который только что скончался от раны, полученной им в начале вчерашнего дня, когда он убеждал бунтовщиков. Этот человек, которого вражеская пуля щадила столько раз, погиб жертвой своего усердия. Я приказал отнести его останки из казарм Конной гвардии, где он испустил последний вздох, на квартиру на Мойке, где он жил»^[2133].

«Я уже часу в 6-м пошел в казармы конногвардейцев. Всходя на лестницу, изумился (туда ли я иду?), что не слышно шуму… Все глухо… Постучал и спросил: "Здесь Милорадович?" На спрос голос ответил: "Милорадович приказал уже долго жить!" Это было не неожиданно, но я очень тронулся. "Где он?" — "Перенесли в его дом". Я и побежал… Засим вошел в траурную комнату. Покойный уже лежал на столе, как живой. Я подошел, поклонился, поцеловал руку и зарыдал… Мне вспомянулись те счастливейшие минуты его цветущей жизни и моего детства, когда я, придя к нему еще мальчиком (из корпусу по 14-му году), возрастал при нем постепенно, как и его слава… Когда я видел сего героя, сего верного слугу, который служил и прямил государю, блестящим в лучших обществах Польши, бесстрашным на войне, с умом, который не всегда показывал, но которому иногда очень удивлялись, с детским сердцем, веселым на волшебных празднествах, которые давал среди оружия и в поле, и с той безоблачной душою, каковой уже не видала в нем столица сия…»^[2134]

«Жители Петербурга стекались поклониться бренным останкам защитника Престола и Отечества, в ту самую залу, которая была обита трауром по указанию самого графа Михаила Андреевича, в память покойного императора. Вокруг гроба блистали на подушках пять первостепенных российских орденов, девять первостепенных орденов иностранных держав, две шпаги: спасителя Бухареста и победителя при Кульме; там же видна была голубая лента ордена святого Андрея Первозванного, пробитая гибельной пулей.

21 декабря, в понедельник, предано земле в Александро-Невской лавре тело Милорадовича, возле могилы Суворова. Государь император почтил присутствием своим отпевание в Казанском соборе верного сына Церкви и Отечества и сопровождал печальное шествие.

Заключаю чертами, в коих сам монарх представил современникам и потомству изображение графа Милорадовича: Храбрый воин, прозорливый полководец, любимый начальник, страшный в войне, кроткий в мире, градоправитель правдивый, ревностный исполнитель царской воли, верный сын Церкви и Отечества, он пал от руки недостойной не на поле брани, но пал жертвой того же пламенного усердия, коим всегда горел, исполняя свой долг, и память его в летописях Отечества пребудет всегда незабвенна»^[2135].