Читать книгу - "Из тупика - Валентин Пикуль"

— Постараюсь исполнить, — ответил Сыромятев. Накинув бекешу, он спустился во двор. Скрипя по снегу, жесткому, словно сахарный песок, подошел к одному костру.

— Ты за что? — спросил наугад.

— Паспорт потерял…

— Аты?

— Украли.

— Что украли?

— Вестимо, что воруют, — паспорта!

— Ну, а ты?

— Да жена куда-то сунула. А тут повестка пришла, чтобы мобилизоваться. Искали-искали, все перерыли — не нашли…

— Паспорт? — спросил Сыромятев четвертого.

Оттирая замерзшие уши, Сыромятев вернулся в барак. Поручик Маклаков, качаясь, дремал над печкой, тыкаясь лбом в горячие кирпичи. Сыромятев взял молодого человека за локти, оторвал от табуретки, бросил его на мятую кровать, и Маклаков сразу уснул, свернувшись в собачий калачик.

— Сосунок сопливый, — сказал полковник, не то жалея поручика, не то глубоко его презирая…

На рассвете Сыромятев отправил толпу арестантов по шпалам и решил сам сопроводить их до передовых постов. С той стороны уже, видать, ждали перебежчиков — дымилась для обогрева походная кухня. Среди красноармейцев, плохо и скудно одетых, полковник разглядел и рослую фигуру Спиридонова. Подумав, он шагнул вперед и слышал, как Спиридонов сказал своим пулеметчикам, чтобы они не вздумали стрелять.

Они встретились — шагов десять, не больше, разделяло их сейчас, а вокруг шумел заснеженный лес.

— Что же вы там делаете? — спросил Спиридонов почти со стоном. — Неужели вам не стыдно вызывать людей на провокацию, чтобы потом погубить их в тундре?

— Конечно, — ответил Сыромятев, — теперь на меня вы все шишки валить будете… А вы сильно похудели, товарищ Спиридонов. Сколько получаете сейчас пайку?

— Четыре фунта, — сказал Спиридонов.

— Зачем вы мне врете? Я ведь знаю, что у вас нет мыла совсем, нет табаку. А хлеба вы получаете три четверти фунта. Причем одну четверть из этой пайки отдаете в пользу голодающих в Петрограде… Разве не так?

— Так, — согласился Спиридонов. — А вот вы, полковник, здорово поправились. Развезло вас, как борова.

— Распух, а не поправился… Всего хорошего!

— Гуд бай, — сказал ему Спиридонов.

Сыромятев понял, какой это был «гуд бай», и взорвался:

— Послушайте, вы… как вас там? Я привел для вас пополнение. Завтра эти беспаспортные уже откроют огонь против меня и моих солдат. А вы даже не сказали мне спасибо! Мне это надоело… В следующий раз я не буду таким гуманным. Перестреляю всех!

— Не надо кричать,.полковник, — издалека ответил ему Спиридонов. — Здесь фронт, и надо уважать тишину на фронте…

Они разошлись. В лесу с треском разъехалось от стужи корявое старое дерево.

…Еще ничего не было решено.

* * *

Две тени разгребли снег у порога рыбацкой хижины. Моря не было видно — все скрылось в пелене мороза. Черная впадина цинготного рта раскрылась.

— Пше прошу, пане, — сказал поляк.

Дядя Вася так и посунулся в растворенные сенцы.

— Хосподи, — простонал, — вот спасибочко тебе… Удружил!

За его спиною хлопнула дверь, плотно закрытая поляком.

— Где мы?

— Теперь и мне невдомек… Далече, видать, от станции!

В ладонях поляка вспыхнула спичка.

— На всякий случай, — сказал он. — у меня было когда-то имя, и запомнить его нетрудно: Казимеж Очеповский…

— Кто ты? — спросил его дядя Вася и потрогал печку: каменка.

— Из корпуса Довбор-Мусницкого… попал прямо в Иоканьгу!

— Сидел там, что ли?

— Нет. Я фельдшер. Лечил мертвецов на краю могилы. И даже привелось принимать роды у одной толстой дуры… Клади дрова!

— Кладу. А ты чиркни еще разок спичкой… вот так.

Здесь тоже еще ничего не было решено.