Читать книгу - "Русская революция. Книга 3. Россия под большевиками. 1918—1924 - Ричард Пайпс"

Такие соображения заставили Троцкого в 1922–1923 гг. поступать весьма противоречивым образом: с одной стороны, действовать независимо от большинства, а с другой — кооперироваться с ним, чтобы избежать обвинения во «фракционности». В конце концов он не только потерпел политическое поражение, но и утратил моральный авторитет, который более отважная позиция могла бы ему снискать.

При попустительстве Троцкого XII съезд, который мог бы стать ареной поражения Сталина, стал ареной его триумфа. 16 марта Сталин доверительно телеграфировал Орджоникидзе в Тифлис: «несмотря ни на что», съезд одобрит поведение Закавказского комитета¹⁹⁸. Он оказался прав. На съезде он терпеливо разъяснял, почему введение более демократической процедуры в партию, насчитывающую 400 тыс. членов, превратит ее в «дискуссионный клуб», не способный к действию в то время, когда стране угрожают «волки империализма»¹⁹⁹. Он признавал целесообразность укрепления состава ЦК свежими силами, не соглашаясь при этом с предложением Ленина об изменениях в структуре и персональном составе. Записки Ленина по национальному вопросу раздали делегатам, но не обнародовали^[269]. В докладе на эту тему Сталин благоразумно придерживался среднего курса, нейтрализуя ленинские доводы в пользу грузинской оппозиции и ослабления Союза: он даже осмелился осудить «великорусский шовинизм», в котором его обвинил Ленин²⁰⁰. В протоколах съезда отмечено, что доклад, сделанный Сталиным от имени ЦК, был встречен делегатами «громкими, продолжительными аплодисментами»^[270]. (Выступления Ленина на партийных съездах обычно сопровождались просто «громкими аплодисментами».) Троцкий ограничился докладом о будущем советской промышленности — это был его единственный вклад в работу съезда, за который он заслужил лишь просто «аплодисменты». Сталин был без колебаний утвержден на посту Генерального секретаря.

Смирение Троцкого мало что дало ему. В своих воспоминаниях он рассказывает, что в период недееспособности Ленина Сталин с товарищами составили заговор, куда были вовлечены все члены Политбюро, за исключением только его, Троцкого, и все решения они обговаривали заранее, чтобы затем принимать их единогласно. Чтобы получить назначение на высокую должность, требовалось только одно качество: нелюбовь к Троцкому²⁰¹. Среди сорока членов нового ЦК он мог насчитать лишь троих своих сторонников²⁰².

Понимая, что обстоятельства против него и ему уже нечего терять, Троцкий перестал ждать милости от врагов и перешел в наступление. Чтобы наверстать упущенное, он принял позу выразителя мнений партийных масс: коль скоро элита — «старая гвардия» — упрямо не хочет признавать его своим, то он будет защитником рядовых партийцев. Последние составляли подавляющее большинство членов партии: согласно переписи 1922 года, только 2,7 % из 376 тыс. человек вступили в партию до 1917 года, то есть могли считаться «старой гвардией»²⁰³. Но именно они монополизировали руководящие органы партии и через них весь государственный аппарат^[271]. Друзья убеждали Троцкого в том, что он влиятельный коммунистический лидер и его имя неразрывно связано с именем Ленина²⁰⁴. Почему бы тогда не перетянуть на свою сторону рядовых коммунистов? Хотя и облаченное в ризы неподкупной морали, контрнаступление Троцкого, начатое им в октябре 1923 г., было не чем иным, как жалкой игрой. С октября 1917-го никто другой не выступал столь решительно за единство партии как высшую ценность и никто другой не отвергал с таким презрением требования большей партийной демократии, выдвинутые «Рабочей оппозицией» и демократическими централистами, как Троцкий. Его внезапное обращение к партийной демократии не было продиктовано некими фундаментальными переменами в партийной жизни, ибо таких перемен не произошло. Переменилось только его собственное положение в партии: его, еще вчера стоявшего у самого руля, вдруг решили оставить на берегу.

8 октября 1923 года Троцкий направил в ЦК Открытое письмо, обвинявшее руководство в забвении демократических процедур в партии²⁰⁵. (Речь шла только о партии — как он сам напомнил участникам Пленума, собравшегося для обсуждения его письма: «Вы, товарищи, прекрасно знаете, что я никогда не был "демократом"»^[272].) Событием, ускорившим этот шаг, послужило требование Дзержинского, чтобы коммунисты, имеющие сведения о какой-либо фракционной деятельности, сообщали об этом ГПУ и другим компетентным партийным органам²⁰⁶. Хорошо понимая, что это предложение направлено против него и его сторонников, Троцкий представил его как симптом бюрократизации партии. Что же случилось, вопрошал он, если понадобилась специальная инструкция, чтобы потребовать от коммунистов выполнять то, что они просто обязаны выполнять? Он нацелил огонь против концентрации власти на вершине партийной иерархии, особенно выделяя практику «назначенства», когда кандидатуры секретарей местных партийных организаций указывают из Москвы.