Читать книгу - "Воспитание детей на примере святых царственных мучеников - Марина Кравцова"

Из этого письма можно понять, что Татьяна для матери — образец послушания. Но вот что сама Татьяна пишет в записке к ней: «Моя дорогая, родная, милая Мама. Я прошу прощения за то, что не слушаю тебя, спорю с тобой, что непослушная. Сразу я никогда ничего не чувствую, а потом чувствую себя такой грустной и несчастной оттого, что утомила тебя, потому что тебе всё время приходилось мне всё повторять. Пожалуйста, прости меня, моя бесценная Мамочка. Сейчас я действительно постараюсь быть как можно лучше и добрее, потому что я знаю, как тебе не нравится, когда одна из твоих дочерей не слушается и плохо себя ведёт. Я знаю, как это ужасно с моей стороны — плохо себя вести, моя дорогая Мама, но я на самом деле, милая моя, буду стараться вести себя как можно лучше и никогда не утомлять тебя и всегда слушаться с первого слова. Прости меня, дорогая. Пожалуйста, напиши мне только одно слово, что ты меня прощаешь, и тогда я смогу пойти спать с чистой совестью. Да благословит тебя Бог всегда и повсюду — никому не показывай это письмо.

Поцелуй от твоей любящей, преданной, благодарной и верной дочери Татьяны».

Так каковы же должны быть мудрость матери, её терпение и такт, чтобы у дочери-подростка с сильным самостоятельным характером в период так называемого переходного возраста излилось из-под пера такое трогательное, искреннее и сердечное письмо — покаяние в обыкновенном подростковом упрямстве?! Часто родители или машут рукой на такое упрямство, или борются с ним как с самым страшным злом. Надо ли говорить, что ни то ни другое не дадут благого результата?

В письмах императрицы к детям, кроме нежности, всегда проявляется чувство уважения к человеческой личности ребёнка. Обучая детей послушанию, императрица строга и последовательна: «Скажем, есть вещи, которые тебе нравится делать, но ты знаешь, что я их запретила, — стремись их не делать, даже если моё запрещение кажется тебе странным и ты не понимаешь его причины, но я-то её знаю и знаю, что это для твоей пользы. Быстрее выполняй мои распоряжения, а не тяни время, чтобы посмотреть, делают ли другие. Ты должна показать хороший пример, а другие ему будут следовать. Внуши им, что нужно слушаться меня и папу и, конечно, Мари и С. И. Я сама была маленькой девочкой, меня учили слушаться, и я благодарна тем, кто меня учил, был строг со мной». Совершенно верно: есть родительские требования, которые детьми должны безусловно выполняться. Запреты должны быть разумными, немногочисленными, но чёткими: раз нельзя — так нельзя. Однако почему в письме Александры Феодоровны не ощущается духа приказа? Только материнские любовь и теплота. Потому что любовь определяла в жизни императрицы всё, а менторство вообще было ей чуждо как христианке. И потому-то ей, своей «дорогой, милой Мама», дочери изливали сердечные тайны, будучи уверенными, что их не только выслушают, но и помогут добрым советом, продиктованным настоящим пониманием не только «взрослой жизни», но и их «детских и полудетских» проблем. Читая переписку Александры Феодоровны, удивляешься, как серьёзно, с каким уважением императрица подходит к проблемам своих взрослеющих детей, удивляешься этой дружбе, основанной прежде всего на безусловном родительском авторитете, питаемом добрым примером. В отличие от многих современных родителей царь и царица не забывали и не боялись лишний раз приласкать детей, не думали, что могут этим их избаловать. Откроем наугад любое письмо Александры Феодоровны к кому-нибудь из детей: «Целую и благословляю тебя нежно. Да хранят твой сон святые ангелы», «Нежно благодарю тебя за твоё милое письмецо», «Моя дорогая малышка», «1000 поцелуев от твоей старой мамы». И дети в ответ находят для матери и отца самые нежные, самые ласковые слова. Доброе отношение старших рождало потребность в до­бровольном послушании.

«На первом месте у них стояли их величества, — писала Юлия Ден. — Первое, что неизменно спрашивали дети, как мы их называли, было: “A papа́ это понравится? Как ты полагаешь, mamа́ это одобрит?” К родителям обращались просто — papа́ и mamа́».

Между тем, как мы уже говорили, даже с такими детьми родителям иногда приходилось нелегко. С.Я. Офросимовой довелось однажды наблюдать в храме такую картину: «Стоя вместе с государем на возвышении, цесаревич иногда оборачивался к солдатам и строил им такую уморительную гримасу, что по рядам солдат проходил шорох от сдерживаемого смеха, на который государь озабоченно оглядывался, чувствуя, что цесаревич шалит, но на его обеспокоенный взгляд цесаревич отвечал такой серьёзной и невинной миной, что государь успокаивался. Государю было нелегко справляться с живыми по характеру княжнами и с шалуном цесаревичем, нелегко было сдержать проявление их живости».

Порой государь даже выходил из себя, как пишет А.А. Танеева: «Вспоминаю обед на яхте “Штандарт” в Кронштадте с массой приглашённых. Тогда великой княжне Анастасии Николаевне было пять лет. Она незаметно забралась под стол и, как собачка, там ползала: осторожно ущипнёт кого-нибудь за ногу — важный адмирал в высочайшем присутствии не смеет выразить неудовольствия. Государь, поняв, в чём дело, вытащил её за волосы, и ей жестоко досталось».

Но хотя поведение Ольги Николаевны иногда огорчает мать, и «Мария в дурном настроении ворчит всё время и огрызается», и юная Анастасия порой шаловлива не в меру, для отца и матери они всё равно милые девочки. Интересно, что и царевич Алексей, которого в раннем детстве баловали по причине его тяжёлой болезни, всегда был послушен родителям, несмотря на свою живость и склонность к проказам.

Непослушный ребёнок никогда не станет для таких родителей, какими были царь Николай II и его супруга, противником, с которым надо воевать не на жизнь, а на смерть. А для вас?