Читать книгу - "Закат и гибель Белого флота. 1918-1924 годы - Олег Гончаренко"

В Морском собрании усилиями молодых офицеров было созван съезд флотских офицеров, находившихся в Гельсингфорсе. В собрании участвовало 200 человек, обсуждавших будущее русского флота и место офицера в связи с произошедшим переворотом. Собрание вынесло единодушную резолюцию — вступить на путь борьбы с большевиками, но так как это решение не было зафиксировано в письменном виде, многие из его участников впоследствии отказались от участия в вооруженной борьбе, оправдывая свой отказ желанием остаться на формальной службе, участвовать в подпольной антибольшевистской борьбе. Некоторые из офицеров так вошли в роль глубоко законспирированных подпольщиков, что прослужили советской власти, не обнаруживая себя все последующие десятилетия. Впрочем, решение бороться с большевиками было вначале вполне искренним. Еще с дней Временного правительства многие здравомыслящие офицеры, гардемарины и кадеты воочию убедились в губительности политического курса как либералов, так и большевиков для России, а разразившиеся столкновения революционной толпы и многих учащихся военно-морских учебных заведений в Петрограде в ноябре-декабре 1917 года взывали к новым и смелым решениям. Морская молодежь была настроена решительно и прямолинейно — драться.

Мысль о создании военно-морской организации для защиты Отечества от рук либералов впервые зародилась в сознании гардемаринов еще летом 1917 года. Развал флотов на Балтийском и Черном морях, недееспособность Тихоокеанского флота породили в среде флотских офицеров чувство растерянности. Была утрачена сама идея службы, чувствовалось, что упадок дисциплины на флоте невозможно исправить усилиями этих растерянных и подавленных людей. Многие из офицеров в поисках выхода обращались к своим командирам с вопросом: что же делать? И лишь немногие из адмиралов могли с точностью найти правильный ответ. С завершением развала Балтийского флота постепенно разрушался Черноморский. С первых же дней революции Черноморский флот страны шел к полному своему развалу и почти перестал существовать как таковой к концу 1917 года, К этому времени Временным правительством и большевиками были уже уволены в запас опытные флотские специалисты, а остальные матросы и офицеры невольно окунулись в разрушительную стихию митингов, собраний и демонстраций. Командующим стал контр-адмирал А. В. Немитц, после его убытия — вице-адмирал Михаил Павлович Саблин.

Но вернемся к началу переворота и попробуем взглянуть на то, как русское общество в целом отнеслось к этому трагическому событию. Окинем мысленно взглядом все происходившее в нашем Отечестве и попытаемся понять происходящее. …Всякая революция — драма для страны. В особенности, если она происходит в дни войны. Февральская революция была вторым ударом в спину российской государственности и предвестницей грядущего политического хаоса. Беспорядки, спровоцированные умелыми руками закулисных сил, вылились в революцию, она, в свою очередь, лишила державу ее главы, помазанника Божьего, присягавшего перед ликом Всевышнего служить и защищать ее. Ком быстро сменяющих друг друга событий быстро покатился вниз, сметая все на своем пути с необыкновенной легкостью, которую невозможно было предположить еще какие-нибудь три года назад. Страна замерла. Низвержен был закон, которым столетиями жило Российское государство, прервана вековая традиция русского бытия, главный удар был направлен на армию и флот, еще могущих оказать неприятелю существенное сопротивление.

Не предвидя роковых последствий, многие подданные погибшей империи чувствовали какую-то вдруг открывающуюся перед всеми, темную и страшную бездну. Но даже смертельно раненная империя еще обладала достаточной мощью, чтобы бороться с внешним врагом, еще были живы все ее институты, цела ее государствообразующая система — иммунитет против развала и краха. Однако убийство страны — не одномоментная трагедия, и проходило оно поэтапно. Оптимизм прессы, находившейся под контролем разрушительных сил, внушавший читателям мысль о «монархическом» составе Временного правительства с единственным социалистом Керенским, не был разделяем всеми теми из них, кто имел возможность поразмыслить. Настораживало то, что к власти рвались именно в тяжелую пору войны, не останавливаясь даже перед смещением монарха. Часть общества искренне полагала, что со временем все образуется, но события продолжали развиваться в самом неблагоприятном для государства виде. Временное правительство меняло свой состав, постепенно отходя от «правых» и включая в себя все более либеральных и одиозных членов. Красные банты, материя и полотнища все больше заполняли тыловую жизнь и даже на фронтах Великой войны полковые святыни — штандарты и знамена полков — «украшались» красными лентами. Куски красного материала были нашиты поверх монарших вензелей на знаменах. Некогда освященные и в торжестве врученные русским полкам, военные святыни оказались оскверненными. Государственный герб утратил свой былой смысл и величие — его двуглавый орел был лишен короны, скипетра и державы. Но армия продолжала противостоять неприятелю, даже утратившая эти святые для себя символы.

Временное правительство обратило свой взор на армию, распорядившись «строить» ее жизнь на «демократических основах». В систему армии начали вводиться войсковые комитеты. В тылу возникли советы; их депутаты занимались в основном демагогическими прениями друг с другом и с оппозицией, выжидая сигнала от закулисных руководителей, чтобы продолжить свое пагубное дело и на фронте. «Погубят армию эти депутаты и советы, а вместе с ней и Россию», — записал в своем дневнике генерал-майор Сергей Леонидович Марков 7–9 марта 1917 года. В Брянске в марте 1917 года этот молодой генерал вскоре чуть сам не стал жертвой революционной толпы, но спасся и даже был выбран в офицерский комитет штаба 10-й армии и брянского гарнизона. Назначение комитетской работы было неопределенно; в большей степени работа в комитете отнимала силы и не решала никаких серьезных задач, но сильно дезорганизовывала армию, отвлекая силы ее офицерства от их прямых задач — командования и участия в военных действиях. Вскоре и Марков осознал бесполезность работы в комитете. «Утром подал я заявление в оба комитета о своем отказе. Устал я…», — сделал он запись в своем дневнике.