Читать книгу - "Генерал Деникин - Владимир Черкасов-Георгиевский"

Армейское захолустье. Дуэли. Академия Генштаба. Политика. Государь император. Скандал. Виктория.

Осенью 1892 года двадцати летний подпоручик Антон Деникин прибыл к своему первому месту службы – во 2-ю полевую артиллерийскую бригаду Варшавского военного округа. Квартировалась она в 159 верстах от Варшавы в городке Бела Седлецкой губернии, которая позже, в 1921 году по Рижскому договору перейдет к Польше.

Это захолустье было типичным для стоянок большинства российских частей Варшавского, Виленского, частично Киевского округов. В таких местечках иногда проходила половина судьбы армейцев, поэтому их быт тесно сплетался с окружающим. В Беле из восьмитысячного населения проживало пять тысяч евреев, остальные – поляки; немного русских, в основном служащих по гражданскому ведомству.

А.Деникин выпускник Киевского юнкерского училища, 1893 год

По всему этому Бела была копией городка детства Деникина Влоцлавска. Как и там, в Беле евреи – поставщики, подрядчики, мелкие комиссионеры («факторы») – задавали тон городу, держа в руках торговлю. Например, нельзя было обходиться офицерам без «факторов». Те доставали артиллеристам все что угодно. Через них – обстановка квартиры и возможность одеваться в долгосрочный кредит. И весьма важно военному перехватить денег под вексель, офицерский бюджет у младших чинов очень скромен. Деникину положили ежемесячное содержание в 51 рубль.

Деловые взаимоотношения полезно пересекались, но нельзя было шагнуть ни тем, ни другим за определенную грань. Мужчины с пейсами, в длинных лапсердаках и женщины в своеобразных париках строго держались своих древних законов и обычаев. Детей они направляли не в правительственную начальную школу, а в старинные хедеры – еврейские религиозные школы талмудистского средневекового характера. Эти учебные заведения допускались властями, но не давали прав по дальнейшему образованию. Редкие еврейские юноши проходили курс в гимназиях, чтобы сразу же исчезнуть на приволье крупных городов.

В иудейской среде особенных религиозных и экономических порядков были под руководством кагала свои суд и наказания, которые поддерживали цадики, раввины. Существовало свое финансовое обложение, взимаемое также исправно, как и государством. Царили негласные нотариальные функции, система бойкота провинившихся. Самый богатый бельский еврей Пижиц был привержен укладу не менее бедняков-соплеменников. Единственным исключением являлся местный доктор.

Отношение офицерства к местечковому еврейству с дебошами, которое еще проступало в 1860—70-х годах, стало преданием. Случайные выходки буянов резко карались командирами, потерпевшим выплачивали деньги. Бывший офицер А. Куприн, служивший в эту пору, выйдя в отставку в 1894 году, позже в своих произведениях «Поединок», «На переломе» исказит военный быт. В повести «Поединок» – как раз в таком же «бедном еврейском местечке», что и Бела.

В действительности иногда припадало наоборот. Во время службы Деникина немолодой подполковник 2-й бригады влюбился в красивую, небогатую еврейскую девушку. Он поселил ее у себя, зажили душа в душу. Подполковник сделал все, чтобы она получила хорошее домашнее образование. Вместе они никому на глаза не показывались, так что бригадное начальство не вмешивалось. Помалкивала и еврейская община, но когда узнала, что девушка готовится принять другую веру, взволновалась необычайно. Самые рьяные пригрозили убить соплеменницу.

Однажды их толпа в отсутствие подполковника ворвалась в его квартиру, и счастье, что изменницы не оказалось дома. В следующий раз большая группа евреев подстерегла офицера на окраине Белы и напала. По офицерскому кодексу чести, подполковник, не сумевший защитить себя от оскорбления, должен быть уволен в отставку. Дознание производилось по распоряжению командующего войсками округа. И окончилось тем, что влюбленного подполковника перевели в другую бригаду. Позже он женился на этой девушке.

Польское общество городка сторонилось русских. Особенно нетерпимы были пани, хотя с поляками офицеры выпивали в ресторане, играли в карты в городском клубе. Бывало, что и приятельствовали, но никогда не дружили семьями. Впрочем, и здесь неписанное вето на тесные взаимоотношения рушилось, если вмешивалась страсть накала того злосчастного подполковника. Столкновений не возникало, но «русско-польский» Деникин чувствовал себя все же неуютно.

Общение артиллеристов в основном замыкалось на военных и местных русских. В этом обществе дружили, выбирали невест. Из года в год тянулись одни и те же темы, шуточки. Как позже напишет Деникин:

«Ни один лектор, ни одна порядочная группа не забредала в нашу глушь. Словом, серенькая жизнь, маленькие интересы – «чеховские будни». Только деловые и бодрые, без уездных «гамлетов», без нытья и надрывов. Потому, вероятно, они не засасывали и вспоминаются с доброй улыбкой».

Как в любом глубинном городке Российской империи, были и в Беле два-три дома, где беседовали по серьезным вопросам. Сюда стали приглашать подпоручика Деникина, когда поближе узнали. Потом на него даже стали звать:

– Приходите, поговорим – Деникин будет.

По своей духовности и начитанности подпоручик выглядел выше рядового офицерства. Он стремился анализировать жизнь, умел ярко и глубоко излагать мысли. Убежденно высказывался о современном офицерстве:

– Выросло новое поколение людей, обладающих менее блестящей внешностью и скромными требованиями к жизни, но знающих, трудолюбивых, разделяющих достоинства и недостатки русской интеллигенции.

Его низкий голос звучно наполнял комнату. Из-под густых бровей светили проницательные глаза. Большие смоляные усы и борода клином чеканили открытое лицо.

Когда на досуге Антон Деникин появлялся в офицерском кругу, на его коренастую фигуру, окаймленную сталью погон сюртука, поглядывали с теплотой или уважением. Незаурядный ораторский талант подпоручика вскоре отличили. Его просили как о тостах в застолье, так и о приветствиях юбилярам, прощальных речах тем, кто покидал бригаду. Он не стеснялся выговориться и по злободневным военным проблемам.

Предпочитал же Деникин общество своих сверстников. Здесь он был не очень разговорчив, может быть, потому, что молодежь с маху решала все вопросы. Сомнений и споров не было: «За Веру, Царя и Отечество».