Читать книгу - "Военная контрразведка. Эпизоды борьбы - Анатолий Терещенко"

— А как вы попали в органы госбезопасности?

— Жила я до войны в Москве в районе Сретенки с мамой и сестрой. Окончила восемь классов и решила поскорей приблизиться к какой-нибудь конкретной профессии. Хотелось поскорей помочь матери.

Поступила в строительный техникум. Сразу же влилась в круговорот активной жизни. Меня избрали секретарем комсомольской организации. Отучившись два курса, по рекомендации райкома комсомола в 1940 г. была направлена в органы НКВД. Меня определили в 3-е Управление народного комиссариата Военно-Морского флота СССР.

Назначили на должность помощника оперуполномоченного. Первым моим начальником в органах был комиссар госбезопасности Петр Андреевич Гладков. Осенью 1942 г. подразделение переименовали в 9-й отдел Управления Особых отделов НКВД СССР.

В 9-м отделе я познакомилась с моей коллегой Антониной Николаевной Смирновой, красивой и статной женщиной. Мы в какой-то мере были даже подругами. Через некоторое время я заметила, что моя подруга после отдельных звонков краснела и отвечала на вероятные вопросы позвонившего ей неизвестного мне человека как-то сбивчиво, невпопад, словно волновалась с ответами. Понижала голос, чтобы я не услышала этих самых ответов.

— Тоня, ты чего — вся горишь от стеснения, влюбилась, что ли? — спросила я однажды после такого звонка.

Антонина еще больше покраснела и призналась, что на нее «положил глаз» сам Виктор Семенович Абакумов.

— Ну и что, значит, понравилась ты ему.

— Стыдно…

Со временем она осмелела, и они стали прогуливаться по Кузнецкому мосту — их замечали наши сотрудницы. Красивая пара!

И действительно, через некоторое время наш шеф развелся с первой женой. И второй его супругой стала моя подруга. Вскоре у них родился сын. В 1951 г., после ареста Абакумова, задержали и Антонину Николаевну вместе с двухмесячным ребенком.

Малышу пришлось организовывать в заключении детское питание: у матери на нервной почве пропало молоко. Рассказывали, что следователям приходилось подкармливать младенца — покупали в магазине молоко и приносили им в камеру…

— Какая она была?

— Внешне чуть выше среднего роста, лицо слегка продолговатое, русые волосы, глаза серые с голубизной. Кожа лица отливалась аристократической белизной. Одевалась она со вкусом. Помню, любила ходить в голубом кашемировом платье. Девчата, наши сотрудницы, были без ума от этого красивого платья…

Но всё это случится потом, после сорок пятого, а пока шла война…

Я стала проситься на фронт.

— Как и когда это произошло?

— Когда на устные мои просьбы кадровики не реагировали, я решилась на авантюру — написала рапорт на имя Виктора Семеновича Абакумова.

— Передали в кадры?

— Нет, я его понесла сама. Понимала, что он решит вопрос положительно, т. к. не надо забывать, какое время это было — канун Сталинградской битвы. Патриотические порывы приветствовались.

— На какой фронт вас направили и на какую должность?

— Наш эшелон прибыл в город Горький. Там, как потом я выяснила, в четвертый раз формировалась 24-я армия, входившая в состав Донского и Сталинградского фронтов. Командующим армией был генерал Галанин. Потом после 1943 г. армия получила новое наименование — 4-я Гвардейская.

Меня назначили помощником оперуполномоченного с возложением функций секретаря особого отдела одного из соединений армии. Я отвечала за сохранность сейфов с агентурными делами и другими секретными материалами. Вооружена была пистолетом ТТ и автоматом ППШ.

В каждом металлическом ящике находилась бутылка бензина и спички для срочного уничтожения документов в случае непредвиденных обстоятельств. Мне также поручили быть ответственной за охрану вместе с личным составом отделения арестованных предателей, членовредителей и немецких лазутчиков до суда.

— Как вы попали из Горького под Сталинград?

— Дивизии армии погрузили в эшелоны и направили в сторону Сталинграда. Остановился наш состав в степи. Спешились и пешком шли до Калача. Было очень жарко. Многие, в том числе и я, сапогами натерли ноги до крови. Под Калачом попали под такой обстрел, что думала — не выберусь живой. Гул, взрывы, дым, стоны раненых, ржанье покалеченных лошадей, обезумевшие лица контуженных и кровавые останки людей — и наших, и немцев на земле и даже на крышах домов и ветвях деревьев. Наших павших военных, к сожалению, было больше. Это все война…

А потом Сталинград: ничего нового вам сказать не могу. Об этой эпопее уже написано столько, что мне неудобно повторяться, кроме того, что на берегу Волги, в этом Сталинградском пекле погиб мой отец Васильев Иван Павлович. Царство ему небесное! Не увиделась с ним, а ведь могла…

— Какие фронтовые пути-дороги вас встретили после Сталинграда?

— Меня направили на трехмесячные курсы шифровальщиков в Москву. Они тогда располагались в этом здании, где мы с вами сегодня находимся. Отучилась тут положенный срок и сразу же была направлена секретарем-шифровальщицей Особого отдела НКВД, а после 19 апреля 1943 г. — отдела контрразведки Смерш, 3-го гвардейского танкового Котельниковского корпуса 5-ой гвардейской танковой армии генерала Ротмистрова. С сослуживцами прошла дорогами Украины, Белоруссии и Прибалтики. Запомнила имя командира нашего корпуса — генерал-майор Вовченко Иван Антонович.

Помню, в Белоруссии, в районе Молодечно у одной из деревень случилось ЧП. Отдел перемещался на новые позиции. Секретке выделили вездеход-амфибию. Машина мощная — готовая ездить по бездорожью и плавать по воде.

При подъезде к реке Уша «закипел», а потом и загорелся двигатель. Стали тушить пламя, но не тут-то было. Машина вспыхнула факелом

Взвод охраны стал срочно выгружать сейфы из полюбившегося нам вездехода. Побежала искать помощи. В одном доме веселилась компания. Среди офицеров я увидела знакомого корпусного прокурора. Он был пьян. Все равно я у него попросила помощи — секретные ведь документы, а немцы — на том берегу. Он что-то промямлил невразумительное. Тогда с командиром взвода мы решили задержать машину то ли его, то ли какого-то другого офицера и доставили документы в назначенный пункт.

В конце войны была направлена секретарем-шифровальщицей в отдел контрразведки Смерш 29-го танкового корпуса 5-й танковой армии.

Войска корпуса принимали активное участие на Курской дуге. Особенно запомнились бои во встречном сражении под Прохоровной. Наша 5-я армия, под руководством того же Ротмистрова, была на острие атак немцев. Как сейчас помню, в середине июля 1943 г. уперлись лбами две броневые силищи — немецкая и советская. Фашисты никак не могли захватить Прохоровку, прорвать оборону наших войск и выйти на оперативный простор, а нашим войскам не удавалось окружить группировку противника.

И вдруг это случилось 12 июля 1943 г. — земля заходила ходуном от артиллерийско-танкового огня с обеих сторон. В единоборстве встретились броневые машины. Они были похожи на громадных черепах, ползущих друг на друга и так же неуклюже, по-черепашьему переворачивающихся на свои броневые панцири. Горела сталь, как дерево. Сотни костров с густым черным и едким дымом заволокли пространство боя.