Читать книгу - "Колизей. «Идущие на смерть» - Александр Гарда"

Но Луцию Нумицию было не до них. Запустив руку в только что расчесанные локоны, он поднял за волосы голову дочери.

– Ты хоть знаешь, что тебя ждет? – прошипел «любящий» отец, брызгая слюной. – Надеюсь, ты не забыла про эдикт божественного Клавдия, не так давно подтвержденный Веспасианом, гласящий, что отдавшаяся чужому рабу римлянка сама становится рабыней?

– Знаю, и что?

– Луция, – прохрипел Виктор, выгнувшись от нестерпимой боли, потому что держащий его раб слишком сильно заломил руку, – не спорь с отцом. Он убьет тебя…

Но девушка даже не взглянула на своего недавнего возлюбленного. Спустив ноги с постели и не обращая внимания на присутствие слуг, она потянулась за одеждой.

– Я готова заплатить за мой поступок любую цену, которую вы назначите… сенатор.

– Пусть будет так! Недостойного я скормлю львам, а тебя продам на форуме! Или, может, тебя отправить к любимым гладиаторам? Говорят, в «Звериной школе» ищут венатрисс, которые будут участвовать в открытии Амфитеатра Флавиев. Предоставляю тебе выбор!

Кто упрекнет, что она чуть помедлила с ответом? Но, подавив мгновенный приступ страха, гордая римлянка раздельно проговорила, глядя не на отца, задавшего вопрос, а на теперь уже бывшего любовника:

– Если у меня есть выбор…

– О да! Огромный: рынок, лупанарий или арена! Не хочу ограничивать тебе свободу, – криво усмехнулся отец.

– …то я выбираю школу венаторов.

Это было как признание в любви тому, кого сенатор собирался кинуть на растерзание хищникам. Виктор это понял и, подняв лицо, на котором от боли выступили капельки пота, вымученно улыбнулся девушке.

– Ты сама решила свою судьбу. Я отрекаюсь от тебя. У меня больше нет дочери! Даю тебе два часа на сборы, а потом Фабиан отвезет тебя… нет, отведет тебя к вонючим варварам.

Он резко развернулся и махнул рукой охране, чтобы та вывела пойманного с поличным чужого раба. Проходя мимо распростертой на полу служанки, сенатор указал на нее начальнику охраны, который, схватив несчастную за волосы, поволок за собой по мраморным плитам пола.

Только когда ушли все, за исключением двух стражей, по приказу сенатора вставших за закрытыми дверями ее комнаты, Луция позволила себе несколько минут слабости. Упав на постель, еще хранившую тепло тела ее возлюбленного, она залилась слезами, где неподдельное горе мешалось с бессильной яростью, оскорбленным самолюбием и горькими сожалениями.

Сенатор сдержал свое слово. Спустя пару часов Луция уже брела за отцовским управляющим по булыжной мостовой под удивленные взгляды прохожих, ибо не было в Риме человека, не знавшего первую красавицу Империи. Слухи о ее грехопадении уже начали расходиться по городу, и слышавшие о наказании кто с сочувствием, кто со злорадством смотрели ей вслед.

Стараясь казаться невозмутимой, Луция молила всех богов, чтобы не встретить никого из знакомых, но судьба все-таки уготовила ей одно мимолетное свидание. Когда они проходили мимо Этрусской улицы, славящейся лавочками, где продавались самые утонченные предметы роскоши, из-за угла появились хорошо знакомые носилки, которые несли восемь дюжих африканцев.

«Интересно, они тоже побывали в спальне своей хозяйки?» – промелькнуло в голове у девушки, и она еще больше развернула плечи, словно шла на пир, а не в гладиаторскую казарму. При виде гордо вышагивающей по булыжникам Луции, рабы остановились, шторки носилок раздвинулись, и из полумрака выглянула ее лучшая подруга и вечная соперница Присцилла. Ее щедро накрашенное лицо просто сияло от злорадства и торжества.

– Дорогая, ты куда? И что это за вид: пешком, без охраны и зонта, одетая в старье… Что произошло?

– Ничего интересного, дорогая, – спокойно парировала Луция, продолжая свой путь. – Просто ты донесла моему отцу, что я сплю с Виктором, и он отправил меня к венаторам.

Повинуясь хозяйскому приказу, носильщики пошли рядом с девушкой, подлаживаясь под ее походку. Присцилла еще больше высунулась из носилок, прижав к груди руку, словно приносила клятву:

– Дорогая, это чудовищное недоразумение! Меня оболгали! Я не могла совершить такой низкий поступок! Мы же с тобой лучшие подруги!

Они двигались по людной части города, и все оборачивались, удивленные странным зрелищем: богатая патрицианка многословно оправдывалась перед бедно одетой девушкой. Луций запретил дочери брать с собой что-нибудь, кроме того, что будет на ней надето, и она шла в новую жизнь в старой тунике и поношенной накидке, не имея ни одного сестерция про черный день. Хоть утро было солнечным, но поздняя осень уже вступила в свои права: пронизывающий ветер пробирал до костей, и Луция делала героические усилия, чтобы не клацать от холода зубами. Напуганный всеобщим вниманием, хозяйский вольноотпущенник Фабиан, у которого язык не поворачивался прикрикнуть на молодую госпожу, обернулся и скорчил умоляющую физиономию, призывая ее не привлекать к себе внимания толпы.

Луция чуть заметно кивнула управляющему и соизволила повернуться к бывшей подруге:

– Извини, Присцилла, я немного занята и не могу продолжить разговор.

– Но, дорогая…

– И еще: если я смогу вырваться… Нет, когда я выйду оттуда, куда меня отправил сенатор, первое, что сделаю, это найду тебя и сверну твою морщинистую шею. А теперь прочь с дороги, костлявая задница, и не смей меня больше задерживать… Кстати, говорят, будто торговцы с Воловьева рынка жалуются, что им нечем заняться, потому что ты скупила у них все волосы на шиньоны. У тебя что, так плохо с собственными, дорогая?

С этими словами она прибавила шагу так, что ее невольному конвоиру пришлось рысцой догонять свою бывшую хозяйку, на губах которой играла улыбка победительницы.

Высунувшись из носилок, Присцилла разразилась площадной бранью вслед бывшей подруге, к вящему удовольствию римской черни. Вдруг из толпы зевак вылетела полуобгрызенная морковка и ударилась о кожаную обшивку портшеза рядом с окошком. За первым овощем полетел целый град репы, моркови, лошадиных катышков и всего того, до чего можно было дотянуться рукой.

Перепуганная красавица задернула шторки, истошно зовя на помощь. Из соседнего переулочка выскочили несколько стражников, на ходу вытаскивая мечи. При виде вооруженных людей бродяги бросились врассыпную, и стражам порядка ничего не оставалось, как только проводить рыдающую Присциллу до дома.

Остановившаяся неподалеку Луция с большим удовольствием наблюдала за происходящим действом, а управляющий терпеливо дожидался, когда она тронется дальше. В душе ему ужасно не нравились возложенные на него обязанности, и он ничего не имел против того, чтобы предоставить несчастной девушке еще несколько минут свободы.

Проводив глазами скрывшиеся в человеческом муравейнике носилки Присциллы, Луция удовлетворенно пробормотала: «Только ради этого стоило лишиться денег и свободы», и побрела дальше, надеясь, что уж теперь-то, наконец, она избавлена от сомнительного удовольствия созерцать изумленно-соболезнующие лица бывших знакомых.