Читать книгу - "Оборона Опочки 1517 г. «Бесова деревня» против армии Константина Острожского - Алексей Лобин"

В августе с нескольких направлений в южные окраины вторглись крымские отряды: «… приходиша крымские татарове, Токузан мурза Агышов сын княжой, да Кудаш мурза Бектерев сын Ширинов, да Уйдем мурза Маигит, да Алпов царевич шурин, а с ними 20 тысячь рати»^[173]. Но кочевников ждал пренеприятный сюрприз — русские воеводы В. С. Одоевский и И. М. Воротынский успели развернуть войска, а для сдерживания крымских отрядов «по слаша наперед себя противу татар детей боярских не со многими людми, Ивашку Тутыхин да Волконских князей, и велели им со всех сторон татаром мешати, да быша не воевали, а сами воеводы поидоша за ними на татар». Услышав о приближении государевых воевод, мурзы начали отводить свои отряды и нарвались на тщательно организованные засады. «Пешие люди украинные многие» создали в лесных проходах завалы («дороги засеко ша»), а «передние люди от воевод приспевшее конные, начаша татар топтати и по дорогам их и по бродом бити». Как позже показали пленные татары, «от 20 тысящь мало их в Крым приидоша, и те пеши и боси и наги»^[174].

^{Засады против татарских отрядов в 1517 г. Миниатюра Лицевого свода 2-й пол. XVI в.}

Однако отдельные ватаги крымчаков продолжали делать набеги вплоть до глубокой осени. В ноябре «прислал к великому князю Василью Ивановичю всеа Руси слуга его князь Василей Ивановичь Шемячич своего человека Михаила Янова с тем, что приходили татарове крымские на украйну на их вотчину на путивльские места». Отправленная Шемячичем погоня достигла татар «за Сулою», разбила загон и захватила пленных^[175]. В то же время отдельные отряды татар пограбили окрестности Острога и Слуцка и захватили большой полон.

Спустя несколько месяцев после вторжений татар крымский посол Авель-Ших в Москве объяснял действия калги Бахадыра следующим образом: будто бы царевич с войском был направлен против ногаев, «и он наперед себя посылал под Ногаи языков добывати; и те люди встретилися с твоими казаки с мещерскими, да Богатыревы люди у твоих людей языки поймали, а твои люди у Богатыревых людей языки поймали». Мещерские служилые татары, захваченные в плен крымчаками, якобы сообщили, что великий государь «с Азтороканью и с Нагаи содиначился (соединился — А. Л.)», от чего калга, поверивший в эту информацию «лихих людей», будто бы рассвирепел и направил крымскую рать на Рязань. За этот поступок, говорил Авель-Ших, хан разгневался на Бахадыра («на очех у нас не бывал»), «И ты б себе брат наш про то лиха на сердце никоторого не держал, а сыну бы еси моему его молодость отдал»^[176]. По словам хана, «послал есми сына своего Алп-Гирей-салтана, а с ним рати шестьдесят тысяч, и они королеву землю воевали и много им убытка учинили». Однако если обратиться к документам королевской канцелярии, то искренность заявления крымского хана улетучивается.

^{Валы городища Опочки}

Во-первых, оправдания крымского хана почти дословно повторяют его же объяснения «случайного» разорения окраин Польши годом ранее. Мухаммед-Гирей в марте 1517 г. писал Сигизмунду, что в прошлом (то есть в 1516 г.) году «сына своего Богатыр-Кгиреи-солтана с сорокма тисечма людей послал в землю неприятеля нашого, и вашого, московского во евати, а с ним послал есми сына своего Алп-солтана. И он, лихих людей послухавши, на вас и на мене розьгневався, у панства ваше шод, шкоду вчинил (выделено мной. — А. Л.)»^[177]. Как видим, в этом случае другой сын хана, Алп-Гирей, также «случайно» разорил своего «союзника» из-за якобы дезинформации неких «лихих людей».

Во-вторых, уже к началу 1517 г. стороны пришли к соглашению о совместных действиях против «неприятеля московского». Практически в то же время, как отмечено в бумагах сенатора Марино Сануто Младшего, в Венецию прибыл польский посол, «который представился нашей Синьории, говоря, что его король готовил большое войско против московитов и даже в соглашении с татарами» (et etiam in acordo con il Tartaro)^[178]. Согласно данным Литовской метрики, действительно, с крымским ханом были достигнуты очередные договоренности относительно совместных военных действий против «великого князя Московского»: Литва должна была ежегодно выплачивать сумму в 15 000 золотых, а хан обязывался не разорять южные окраины и, в свою очередь, вести войну с Василием III Ивановичем. Как писал сам Сигизмунд, «до начала лета мы отправили с казной в Черкассы господина Гаштольда, воеводу Полоцкого, и хан обещал быть с нами в надежном союзе против нашего врага»^[179]. Вряд ли в Москве поверили в объяснения хана: от захваченных языков уже было известно, что поход изначально планировался на Русь, а не на ногаев.

В сентябре 1517 г. Сигизмунд отправил в Москву своих послов: маршалка Могилевского Яна Щита и писаря Богуша Боговитиновича, и одновременно с этим выдвинул из Полоцка свои войска на псковский пригород Опочку, расположенный в верхнем течении р. Великой. Главная цель похода, озвученная в грамоте Сигизмунда, — «силой склонить к миру на почетных и выгодных для нас условиях». То есть акция преследовала цель — заставить великого князя быть сговорчивее в переговорах о мире^[180].

18 сентября Сигизмунд объявил в своей грамоте: «И хотя у нас были трудности со сбором денег, занявший много времени, мы собрали солдат, а вместе с ними и тех, кто находится под нашей властью, устроили им смотр и привели в порядок, и в субботу восьмого числа в день Св. Марии (8 сентября — А. Л.) направили их во вражескую землю к Опочке, а некоторых наших иноземных советников в парадных тяжелых доспехах оставили здесь [с нами]»^[181]. Сам король в экспедиции не участвовал — 24 сентября он отбыл из Полоцка, а 29-го прибыл в Браславль. Долгие сборы войск привели к тому, что, как позже писал епископ П. Томицкий, «лучшие времена для активного введения войны прошли, и настало время холодов и непрерывных дождей»^[182].