Читать книгу - "Екатерина Великая - Ольга Игоревна Елисеева"

Потемкин действительно был осведомлен, благодаря донесениям Гарновского, об интригах различных группировок вокруг романа фаворита с княжной Щербатовой. Но, видя привязанность императрицы к Александру Матвеевичу, он посчитал себя не вправе настаивать на смене «случайного». «Мне жаль было тебя, кормилица, видеть, — объяснял князь свое двусмысленное поведение, — а паче несносна была его грубость»^[1325]. Щадя чувства Екатерины, Потемкин лишь осторожно намекнул ей, что Мамонов не стоит ее слез. «Но я виновата, — говорила императрица Храповицкому, — я сама его перед князем оправдать старалась»^[1326].

Мамонов вместе с молодой женой покинул Петербург. «Он не может быть счастлив, — сказала Екатерина статс-секретарю, — разница ходить с кем в саду и видеться на четверть часа или жить вместе»^[1327]. В этих словах слышится не только ревность, но и глубокая печаль пожилой женщины, прекрасно разбиравшейся в человеческих душах.

Особенно удивило императрицу, что Мамонов надеялся остаться с супругой в Петербурге и продолжать вести дела. Его поступки ничуть не напоминали поведение счастливого человека. Уезжая, он, по словам Гарновского, обещал еще вернуться и «всеми править». Граф мешался в речах и даже изводил оставленную им Екатерину вспышками неожиданной ревности. Неудивительно поэтому, что многие при дворе заговорили о том, что Мамонов повредился в рассудке. «Если б тебе рассказать все, что было и происходило через две недели, то ты скажешь, что он совершенно с ума сошел»^[1328], — писала государыня Потемкину после отъезда бывшего фаворита 6 июля. Те же слухи приходили и из Москвы, куда отправились молодые.

«Он не может быть счастлив»

Уже в XIX веке история фаворита, отказавшегося от высокого положения ради любви к юной прелестной девушке, обросла романтическими подробностями. Известный автор популярных сочинений на историческую тему поляк Валишевский, живший в Париже и писавший на французском языке, весьма живо передал этот эпизод из жизни Екатерины. Молодой тщеславный красавец несколько лет разыгрывал перед «влюбленной старухой» спектакль. Но, по мнению Валишевского, в данном случае читатели имели дело «с человеком, у которого низменные инстинкты еще не вполне взяли верх над чувствами высшего порядка. Только цена позора была слишком высока… Но наступил день, когда этот человек, сделавший любовь унизительным орудием своего честолюбия и богатства, пожертвовал тем и другим также ради любви»^[1329].

Прекрасный сюжет в духе немецкого романтизма: здесь и нравственное падение обаятельного, но нестойкого героя, и возрождение души под очищающим воздействием любви, и нежная благородная девушка, чье возвышенное чувство помогает герою подняться. Именно такую пьесу под названием «Фаворит» и создала в 1830 году немецкая писательница Бирх Пфейфер. Единственное представление имело громадный успех, театр ломился, зрители рыдали в зале. Правда, после этого русский посол в Берлине добился запрещения спектакля. К сильному неудовольствию растроганной публики.

Но дело в том, что жизнь — самый талантливый писатель, и реальность всегда глубже и сложнее любой, пусть даже самой удачной инсценировки. Прежде всего, не было «влюбленной старухи», комичной в своем самообольщении. Да, Екатерина в 1789 году была уже очень немолода и далеко не так хороша, как пару десятилетий назад. Но она это прекрасно осознавала. Сохранился любопытный анекдот: императрица с одной из пожилых подруг сидела в парке на скамейке, а мимо прошла компания офицеров, не заметив мирно беседовавших дам. Подруга хотела возмутиться тем, что молодые люди даже не отсалютовали государыне. Но Екатерина остановила ее: «Полно, лет 30 назад они бы так не сделали». Одной из обаятельных черт в характере Северной Минервы было ее умение посмеяться над собой, а такие люди нелегко обольщаются.

Но Екатерина знала себе цену. И имела на это право даже в пожилом возрасте. В 1787 году, как раз в то время, когда императрица путешествовала по Крыму в сопровождении 29-летнего Мамонова, юная графиня Вера Николаевна Апраксина, племянница К. Г. Разумовского, написала, как пушкинская Татьяна, письмо Петру Васильевичу Завадовскому, которого часто видела в доме своего дяди. Храбрая девушка встретилась с предметом страсти и сама первая призналась ему в любви, прося жениться на ней. Завадовский был обескуражен. Сентиментальный и сострадательный, он не посмеялся над Верой и ответил, что может стать ее мужем, но полюбить будет не в силах: его сердце навсегда отдано другой женщине. Фавор Завадовского окончился 10 лет назад, а он так и не избавился от тоски. Вера решила, что ее чувство оживит душу любимого человека, но ошиблась, их брак оказался несчастливым: Завадовский говорил правду — кроме Екатерины, ему никто не был нужен^[1330].

В это время императрица встречалась в Киеве с представителями польского дворянства, среди которых был Феликс Щенсный-Потоцкий, один из богатейших магнатов, входивший в старошляхетскую оппозицию. Императрице необходимо было расколоть ряды противников Станислава Августа, она обласкала графа Феликса, вела с ним долгие беседы у себя на корабле и возлагала на него почетную ответственность за спасение Польши. Щенсный-Потоцкий был очарован ею. Много лет спустя он рассказывал об этой встрече: «Что за женщина! Боже мой! Что за женщина. Она осыпала дарами своих любимцев, а я бы отдал половину своего состояния, чтоб быть ее любимцем!» Екатерине в это время исполнилось 58 лет, Щенсному-Потоцкому было едва за тридцать. Этот случай должен разочаровать тех, кто полагает, что пожилую императрицу любили только за власть и богатство, которые она могла дать. Обаяние, исходившее от нее, было сильнее возраста и любых предубеждений.

А кроме того, не было актера, который, согласно Валишевскому, «сделал любовь унизительным орудием своего честолюбия». Как много о людях могут рассказать портреты! При взгляде на изображение Дарьи Щербатовой кисти Рокотова не оставляет чувство, что ее лицо кого-то напоминает. Тот же удлиненный, нерусский овал, тяжелый волевой подбородок, похожая складка упрямых тонких губ… Пожилая императрица и молоденькая фрейлина внешне принадлежали к одному типу женщин. В этом состояла грустная тайна Александра Матвеевича. Он тоже любил Екатерину. Но она была уже слишком стара для него. И, когда Мамонов решил оставить пострадавший от времени оригинал, он выбрал не новую картину, а неудачную копию.

За обветшавшим фасадом Екатерины хранились несметные духовные богатства, а что могла дать умному и одаренному Александру Матвеевичу его юная избранница? Мамонов обманулся, за похожей внешностью не было похожей души. Но разве вина Дарьи Федоровны, что она оказалась обыкновенной женщиной? Легкомысленное желание молоденькой фрейлины хоть в чем-то взять верх над госпожой обернулось для нее несчастьем всей жизни. Любимый муж не любил ее.