Читать книгу - "Пятая труба; Тень власти - Поль Бертрам"

не допускаете мысли, что деньги далеко не все и что дворянин думает иначе, чем торговец. Я не знаю, будет ли мне суждено когда-нибудь назвать де Бреголль своею, — ибо я далеко не так уверен в её чувствах ко мне, как вы, — но если бы настал день, когда я сделаю ей предложение, то её бедность сделала бы её для меня ещё привлекательнее. Впрочем, вы можете успокоиться на этот счёт: скоро она будет достаточно богата. А теперь на прощанье позвольте мне дать вам один совет: прежде чем говорить, разбирайте, с кем вы имеете дело.

Я поклонился и вышел. Мне кажется, она перепугалась в первый раз в жизни: она побледнела и не сказала ни слова в ответ — вещь неслыханная и необычная для фру Терборг.

Для меня было ясно, в чём дело. Ей хотелось сделаться графиней ван Огинен, супругой губернатора Гуды. Видя, что это ей не удаётся, она готова была уступить эту честь донне Марион, отчасти для того, чтобы прикрыть собственное отступление, отчасти и потому, что донна Марион была её племянницей.

Я вернулся домой в раздражении.

Если тень, которую я видел в соседней комнате, принадлежала донне Марион, то прощай тогда надежды, расцветшие было с наступлением весны! Бедная Марион! Что она должна была чувствовать в эти минуты!

1 июля.

Со времени моего злосчастного визита к фру Терборг я видел Марион раза два. Её обращение со мной было такое же, как всегда, — спокойное и приветливое с лёгким оттенком холодности. Сегодня вечером я встретил её у ван Сильтов. Было уже поздно, и комнаты были полны гостей. Медленно продвигаясь вперёд, бросая слова направо и налево, я услышал громкие голоса и смех, доносившийся из соседней комнаты. Мне показалось, что я узнал голос донны Марион, которая полушутя, полусердито протестовала против чего-то.

Это меня заинтересовало. Дойдя до соседней комнаты, я очутился перед небольшой, но плотной кучкой. Все стояли спиной ко мне. Пока они, смеясь и крича, протискивались вперёд и отходили, мне удалось заметить донну Марион, которая стояла в самой середине. Здесь же был и барон ван Гульст. Он случайно повернулся и посторонился, пропуская меня. Я прошёл вперёд и в это время услышал голос фру Терборг, которая кричала:

— Чего вы испугались, барон ван Гульст? Неужели ваш пыл прошёл так скоро?

— Я испугался прибытия господина губернатора, — ответил он.

— А, господин губернатор! Он явился как раз вовремя. Вот твой спаситель, Марион!

В эту минуту я был уже в центре группы. Передо мной стояла донна Марион. Какой-то молодой человек, которого я, кажется, не встречал раньше, держал её за руку, а она старалась оттолкнуть его от себя другой, свободной рукой. Она улыбалась, а вместе с тем лицо её выражало и неудовольствие.

— Идите и предъявите ваши права, — кричала фру Терборг.

— Попрошу вас прежде всего осведомить меня об этих правах. Признаюсь, я ничего пока не понимаю.

— Мы сейчас просветим вас. Этот молодой человек — Бийс. Он был со своим отцом в Англии и привёз оттуда чрезвычайно милый обычай. В канун Рождества там на потолке вешается ветка омелы, как это сделано и здесь.

Я взглянул вверх и увидел, что над головой донны Марион висит ветка, которую я сначала не заметил. Я начинал понимать, в чём дело, хотя и не вполне: какое отношение имеет рождественский обычай к первому июля?

— Кавалер, который поймает даму под этой веткой, имеет право её поцеловать, — продолжала фру Терборг. — Это очень хороший обычай, не правда ли? Я и раньше слыхала о нём. Бийс утверждает, что этот обычай действует и первого июля, и мы решили его ввести. Все дамы согласились в уверенности, что их никто не поймает. Но Марион была поймана дважды — сначала бароном ван Гульстом, хотя она и отрицает это, а потом Бийсом, чему мы все были свидетелями. Для неё только одно спасение: если в этот момент появится местный верховный правитель, то поймавший даму кавалер должен уступить своё право ему, если он этого потребует.

— Относительно верховного правителя мне ничего не известно, — запротестовал Бийс, глядя на нас с изумлением.

— А я слышала и знаю, что это так. Нам тоже ничего не известно о том, чтобы этот обычай соблюдался и первого июля, однако мы вам верим.

Все рассмеялись. При виде растерянного лица Бийса не мог удержаться от улыбки и я. Он неглуп, но фру Терборг умнее его. Она, очевидно, сообразила, что это может рассердить меня, и с большой находчивостью вышла из затруднительного положения. Она положительно неглупая женщина. Жаль, что её воспитание не соответствует её талантам.

— Предъявляйте ваше право! — кричала она.

Я готов был повиноваться ей. Что я мог сделать? Иначе нельзя было поступить, не оскорбляя донну Марион. Вдруг сзади меня чей-то голос произнёс:

— В Голландии нет больше верховного правителя, Я круто повернулся.

— Да, здесь больше нет его, — сказал я, — ибо король Филипп действительно был низложен штатами. Но фру Терборг сказала „местный верховный правитель“. Если здесь найдётся кто-нибудь, кто станет отрицать мои права, то пусть он скажет мне об этом прямо.

Все молчали. Бийс выпустил руку донны Марион и отошёл от неё. Я приблизился к ней и слегка поцеловал её в губы. Она покорилась этому без сопротивления, но это был самый холодный поцелуй, который я когда-либо получал от женщины.

— Вы имеете право на второй поцелуй за барона ван Тульста, — безжалостно продолжала фру Терборг.

Донна Марион покорилась и на этот раз. Но в глазах её мелькнуло выражение страдания. Мне было страшно досадно за неё, но что я мог сделать? Если фру Терборг воображает, что этим она ускоряет моё сватовство, то она глубоко ошибается.

15 июля.

Болезнь на окраинах города продолжает распространяться. Не помню, упоминал ли я об этом раньше. Кажется, её занесли сюда итальянские купцы, из которых двое здесь умерли. Но дело не в том, отчего она началась. Эта часть города населена бедным людом. Немудрено, что с наступлением летней жары болезнь стала развиваться. Она распространилась теперь и на соседние кварталы, вызывая панику у населения. Болезнь эта — вроде лихорадки, очень прилипчива и чрезвычайно капризна: в одной и той же семье одни заболевают ею, другие нет. Доктора, видимо, не знают, как лечить её, и эпидемия приобретает огромные размеры. Вчера умерло более ста человек.