Читать книгу - "Ахульго - Шапи Казиев"

Иногда Лиза пыталась рассказать обо всем этом горянкам. Но она знала слишком мало слов, а некоторым понятиям в аварском языке и вовсе не находилось соответствий. Однако горянки и по ее глазам понимали, что дома Лизе было хорошо, а здесь она несчастна.

– Зачем же ты оставила свой рай? – спрашивали они.

– Судьба, – вздыхала Лиза.

Против этого горянки возразить не могли. Их судьба тоже сильно изменилась, после того как в горы пришли царские войска.

Когда в доме кончилась вода, а женщины были в поле, Лиза решила пойти к роднику сама. Хозяин дома согласился ее отпустить, но только если она наденет платок, какие носят горянки. Лиза набросила платок, взяла на плечо большой луженый кувшин и отправилась за водой. Опустив голову, Лиза торопливо спускалась к роднику по узким улочкам, не отвечая, а только кивая на приветствия проходивших мимо горянок. Те удивленно смотрели ей вслед и шли дальше, погоняя вернувшихся с пастбища коров. У родника Лиза набрала воды, а затем чуть не выронила от тяжести кувшин. Она подумала, что ей ни за что не унести его на плече. Заметив странную горянку, проходившая мимо старушка спросила ее:

– Мун щи? Что означало: Кто ты?

Лиза не знала, как ответить, и от смущения у нее появились силы. Она вскинула кувшин на плечо и медленно пошла в гору, недоумевая, как это даже девочки легко бегают с такими тяжестями?

Подозрения, что Лиза – далеко не простая женщина, усиливались с каждым днем. Но раз уж она называла себя женой купца Аванеса, то не грех было ей и потрудиться. Ей стали разрешать делать кое-какую работу по дому, а однажды взяли и в сады – собирать созревшие абрикосы.

Ароматными краснощекими плодами были усыпаны даже самые тонкие ветки. Абрикосами наполняли высокие плетеные корзины, перекладывая плоды листьями, чтобы не помялись. Затем корзинами, по одной с каждой стороны, нагружали осликов и отправляли урожай в аул.

Провожатые осликам были не нужны, они и сами знали, куда везти поклажу.

Первые абрикосы были настоящим праздником для аульской детворы. Угощали ими и раненых. Несколько груженных абрикосами осликов вместе с мешками пороха и связками ружей отправили на Ахульго, пока еще была возможность доставлять помощь.

Некоторые женщины приходили в сады с грудными детьми. И Лиза едва не лишалась чувств, глядя на чужих младенцев, которых матери кормили грудью в тени абрикосовых деревьев. Ведь Лиза и оказалась здесь потому, что сама безумно хотела стать матерью.

Вдруг по садам прокатились тревожные голоса, послышались крики и плач. Все вдруг куда-то заспешили, и испуганная Лиза побежала за остальными. По дороге, проходившей через сады, везли раненых с Ахульго. Вереница коней медленно поднималась к аулу. Те, кто не мог ехать, шел сам, поддерживаемый товарищами. Женщины, узнавшие своих близких, горестно причитали и старались как-то облегчить их страдания, напоить водой, омыть и заново перевязать раны. Другие спрашивали о своих, и, если узнавали, что они погибли, не было предела их скорби.

Поддавшись общему волнению, и Лиза вглядывалась в лица мужчин, будто ожидала увидеть Михаила. Наконец, печальная процессия скрылась из виду, и Лиза поняла, что осталась в саду одна.

– Бежать! – мелькнуло у нее в голове.

– Скорее! Пока не хватились!

Но куда? Через горы, откуда доносится этот ужасный гул орудий? Или вдоль реки? Но там всюду мюриды. Лиза лихорадочно придумывала, что ей делать, но все казалось ей безумием. А Аванес? Как-никак, он рисковал жизнью, защищая Лизу. А теперь его снова бросят в яму, если не хуже. Между тем начало вечереть, а Лиза все еще не знала, на что решиться. И тут заревел осел, который терпеливо ждал, пока на него нагрузят корзины. Повинуясь больше инстинкту, чем разуму, Лиза нагрузила на осла абрикосы и пошла в Игали.

Уже в ауле, недалеко от дома, в котором она жила, Лизу окружило несколько одетых во все черное женщин. Они что-то кричали и грозили Лизе кулаками. А одна даже подняла с земли камень.

На шум с крыши дома выглянул Аванес и, увидев неладное, побежал звать хозяина. А женщины продолжали наседать на Лизу, которая в страхе вжалась в угол, не понимая, чего от нее хотят.

– Оставьте ее! – крикнул аксакал, явившийся вместе с Аванесом.

– Все они заодно! – негодовали женщины.

– Наших детей убивают на Ахульго, а она тут абрикосами лакомится!

– Правильно женщины говорят, – кричали собравшиеся вокруг мужчины.

– А эта женщина – не та, за кого себя выдает! Один наш видел ее в Шуре, она там с женами начальников разгуливала!

– Это правда? – оглянулся аксакал на Аванеса.

– Это не твоя жена?

Пока Аванес соображал, как выпутаться из сложного положения, Лиза вдруг выступила вперед и сказала:

– Да, я не его жена! Убейте меня, если вам станет от этого легче.

– Кто же ты? – удивленно спросил аксакал.

– Я жена русского офицера, – гордо сказала Лиза.

– Что мы говорили?! – негодовали мужчины.

– Это лазутчики!

– Мы не шпионы, – оправдывался Аванес.

– Мы – мирные люди!

– Это я во всем виновата, – сказала Лиза, едва сдерживая слезы.

– Мне ваша война не нужна, и горы ваши не нужны. Я только хотела спасти своего мужа.

И ей пришлось рассказать правду. В доказательство она показывала чудом попавшее к ней письмо Нерского. Когда аксакал перевел остальным печальный рассказ Лизы, враждебности вокруг сильно поубавилось. Женщины опустили глаза, приняв беду Лизы близко к сердцу, и стали молча расходиться.

– Выходит, ее муж сам был против царя? – спрашивали мужчины.

– Мы тоже против него. Зачем же ее Михаил с нами воюет?

– А куда ему деваться, если по-другому домой не вернешься? – объяснял аксакал.

– В ханской милиции тоже горцы воюют, – сказал Аванес.

– Вы сначала со своими разберитесь.

– Тоже верно, – соглашались мужчины.

– А храбрая у этого армянина жена.

– Это не его жена, а русского офицера.

– Все равно – храбрая.

– За нее хороший выкуп дадут.

– Кто даст?

– Муж, офицер.

– Он сам теперь в солдатах. Откуда у солдата золото?

– Наверное, царь все отнял, когда в тюрьму сажал.

– Что же теперь, отпустить их?

– Менять будем, – сказал аксакал.

– Когда придет время.

Где-то за горой особенно сильно загрохотали пушки. Люди невольно оглянулись, а затем с ненавистью посмотрели на Аванеса. Оценив ситуацию, Аванес тут же вспоминал про множество других услуг, оказанных им горцам, несмотря на смертельную опасность.