Читать книгу - "По волнам жизни. Том 1 - Всеволод Стратонов"

В двенадцатом часу раздается из швейцарской обычный двойной звонок: извещение, что директор прибыл.

Петерсон подымается по лестнице. И вдруг, к своему изумлению, видит скопившийся на его пути рой чиновников. Тотчас же они зааплодировали со всем служебным усердием.

Петерсон побледнел:

— Зачем вы это…

Но Никольский уже читал по бумажке:

— Высокочтимый Николай Леонидович. Мы все…

Говорил, что все подчиненные возмущены наветом Пуришкевича на досточтимого начальника и спешат по этому поводу выразить Петерсону свое глубокое уважение.

— Благодарю вас, господа. Но только напрасно вы это сделали. Пуришкевич скажет, что все это было искусственно сделано моими подчиненными. Я надеюсь, что государь император отзовется на мою просьбу и разрешит возбудить судебное преследование против Пуришкевича.

В кабинете он пояснил Никольскому и мне, что Воронцов-Дашков обратился к государю с просьбой, чтобы, в изъятие из закона о неответственности членов Государственной думы за произносимые ими речи, Петерсону было разрешено привлечь Пуришкевича к суду по обвинению в клевете.

Предчувствие Петерсона оправдалось. Кто-то, вероятнее всего сам же Никольский, оповестил, через местного агента «Русского телеграфного агентства», всю Россию об устроенной нами демонстрации.

Пуришкевич не замедлил отозваться телеграммой на имя Петерсона: «Ваши лакеи могут вам устраивать какие угодно демонстрации. Но в глазах всех порядочных людей вы остаетесь…» Следовали новые оскорбления.

Реабилитация

Ожидания Петерсона не оправдались. С членами правого крыла Государственной думы тогда слишком считались, чтобы раздразнить их изъятием из закона — ради Петерсона.

По докладу барона Нольде, как заместителя наместника, государь указал, чтобы это дело передано было в Совет министров, которому надлежало выяснить, имелись ли у Пуришкевича какие-либо основания к обвинению Петерсона в тех поступках, какие ему инкриминировал Пуришкевич.

Постановлением Совета министров было признано, что обвинения Пуришкевичем Петерсона не имели под собою оснований. На этом реабилитация и ограничилась.

Вскоре Пуришкевич опять произвел подобное же выступление против Петерсона. Но в Государственной думе выступал с обвинениями по поводу нападков на кавказскую администрацию барон Нольде. И вот он, старый, искушенный бюрократ, но и старый покровитель четы Петерсонов, возмущенный нападками на Петерсона, вдруг потерял равновесие духа. Произнес совершенно недопустимую в парламенте для представителя правительства речь. Повысил голос и стал упрекать, что здесь позволяют себе упрекать других в преступлениях такие лица, которые у обвиняемых ими недостойны даже ремни на ногах развязать…

Произошел форменный скандал, широко подхваченный печатью. По Петербургу стали ходить сочиненные по этому поводу стихи, которые начинались так: