Читать книгу - "Император Наполеон - Николай Троицкий"

В безысходном изгнании, на «проклятой скале», как называл он «свой» остров, Наполеон тосковал не только о мировой славе и прекрасной Франции, но и о семье - о матери, жене, сыне, братьях и сестрах. Все они, кроме сестры Элизы, переживут его и узнают от тех, кто был с ним на острове, как часто вспоминал он «маму Летицию» и «Римского короля», добряка Жозефа и красавицу Полину, как верил в добродетель Марии-Луизы и даже завещал, после того как он умрет, сердце его положить в спирт и отослать Марии-Луизе.

Чаще, чем к кому-либо, и с наибольшей нежностью Наполеон мысленно возвращался к своей «маме Летиции». «Что касается моей матери, - говорил он Лас-Казу,-то она заслуживает всяческого преклонения», а по свидетельству Ф. Антомарки, в самые тяжелые минуты шептал, закрыв лицо руками: «Ах, мама Летиция, мама Летиция!..»^[2024] Когда Лас-Каз вернулся с острова Святой Елены в Европу, он имел встречу с Летицией и так вспоминал о ней: «Мадам Мер^[2025] сообщила мне, что все ее состояние находится в распоряжении сына и что сама она готова, если это будет необходимо, устроиться на любую работу. Одновременно она поручила мне, хотя лично не знала меня, немедленно от ее имени взять в банке сумму, которую я мог бы посчитать необходимой для императора^[2026]. Лас-Каз взял с ее счета 30 тыс. франков. Летиция тут же добавила к ним еще 30 тыс. и призвала братьев Наполеона последовать ее примеру. Жозеф и Жером, а также Евгений Богарне сразу откликнулись на ее призыв, хотя и разными (по возможностям каждого из них) суммами^[2027].

Мобилизуя свою семью на оказание финансовой, моральной и прочей поддержки императору, Летиция не желала общаться с Каролиной и «отвергала все попытки дочери задобрить ее», так как не простила Каролине измены ее мужа, Иоахима Мюрата: «Только через твой труп мог твой супруг замахнуться на твоего брата, вашего благодетеля и повелителя»^[2028]. О Марии-Луизе Летиция отзывалась пренебрежительно: «Почему моя невестка слоняется по Италии, вместо того чтобы отправиться к своему мужу на Святую Елену?»^[2029]

В первом же письме к Наполеону (которое, кстати сказать, английские власти пропустили к своему пленнику лишь год спустя!) Летиция выразила желание приехать к нему на «проклятую скалу»: «Если умру, то по крайней мере умру у тебя». Но монархи Священного союза отказали ей в разрешении на отъезд к сыну. Когда Священный союз собрался на конгресс в Ахене, Летиция обратилась к его участникам, а заодно и к Богу, с мольбой об освобождении ее сына. Вот текст ее обращения, опубликованный Эмилем Людвигом: «Мать, подавленная горем сильнее, чем это можно выразить словами, долгое время надеялась, что Ваши Королевские Величества и Высочества, собравшись вместе, вернут ей жизнь. Не может быть, чтобы Вы не стали обсуждать пленение императора Наполеона и чтобы Ваше великодушие, могущество и воспоминания о прошлом не подвигли Ваши Королевские Величества и Высочества к освобождению одного человека, которому Вы некогда выказывали дружеские чувства. Молю об этом Бога и Вас, поскольку Вы-его наместники на земле. Государственные интересы имеют свои пределы. А грядущие поколения, дарующие бессмертие, будут восхищаться благородством победителей»^[2030]. Однако «победители» («Королевские Величества и Высочества») даже не удостоили это обращение к ним матери не только императора, но также еще трех королей, королевы и трех принцесс ответом.

Ностальгически вспоминал Наполеон в изгнании и каждого из своих четырех братьев и трех сестер, но в особенности - любимую сестру Полину (Паолетту, как звали ее в семье по-итальянски). «Полина, вероятно, самая красивая женщина своего времени, - говорил он о сестре Лас-Казу. - Она была и останется до конца своей жизни самым приятным существом во всем мире»^[2031]. Полина со своей стороны буквально души не чаяла в Наполеоне. Вот и теперь она порывалась, как и Летиция, ехать к нему на Святую Елену, но тоже не получила разрешения от английских верхов. 11 июля 1821 г., узнав о тяжелой болезни Наполеона, но еще не зная о том, что он 5 мая умер, Полина обратилась к премьер-министру Англии лорду Р. Б. Ливерпулю с письмом, полный текст которого опубликован в приложении № 19 к воспоминаниям Барри О’Мира. «Болезнь, которой поражен император, - читаем в этом письме, - для острова Святой Елены является смертельной. От имени всех членов семьи я требую от английского правительства смены для него климата. Если в столь справедливой просьбе будет отказано, то это будет означать, что император приговорен к смерти. В этом случае я требую разрешения выехать на остров Святой Елены для того, чтобы присоединиться к императору и присутствовать при его последнем вздохе»^[2032]. Ни сам лорд, ни кто-либо из его подручных сестре Наполеона на это письмо не ответили.

Император тепло вспоминал на Святой Елене и о других своих сестрах - об Элизе («наделена мужской силой разума, ей надо было стать философом») и даже о «предательнице» Каролине («обладает многочисленными талантами и огромными способностями»)^[2033]. Из братьев он выделял Жозефа («очень хороший человек», «у него кроткий и добрый характер», «он сделал бы все на свете, чтобы помочь мне»), но и высоко оценил способности и Люсьена, и Людовика, а Жером, по его мнению, хотя и был смолоду «абсолютным мотом», в 1815 г. уже производил на императора «впечатление человека, изменившего к лучшему свое отношение к жизни и подававшего большие надежды»^[2034].

Что касается законной супруги Наполеона, императрицы, матери его сына - наследника, то император так и умрет, не узнав, что она еще до Ватерлоо обязалась перед своим отцом, в обмен на титул великой герцогини Пармской, не только не воссоединяться с Наполеоном, куда бы его ни изгнали, но и никогда не писать ему ни строчки, а сама утешилась с придворным шаркуном А. Нейпергом. Ему жена Наполеона при жизни мужа родила двоих детей - дочь Альбертину (1 мая 1817 г.) и сына Вильгельма (8 августа 1819 г.). Жила она большей частью вместе с любовником и двумя детьми от него в Парме, а ребенка от мужа (от Наполеона!), уже всемирно известного «Римского короля» («Орленка», Наполеона II, как называли его бонапартисты), оставила в Вене, чтобы его воспитали как австрийского принца^[2035]. «Англия схватила орла, Австрия - орленка», - говорили тогда во Франции.