Читать книгу - "Арина Родионовна - Михаил Филин"

Незадолго до Рождества, 20 декабря 1797 года, Надежда Осиповна Пушкина благополучно разрешилась от бремени дочерью Ольгой. Арина же Родионовна к тому времени уже обжилась в небольшом петербургском домике Марии Алексеевны Ганнибал (притулившемся в Измайловском полку^[116]) и радовалась событию вместе с родителями и бабушкой. Однако мы так и не знаем доподлинно, кем стала наша героиня для новорожденного ребёнка.

Спустя много лет её дочь Марья Фёдорова сказала уже упоминавшемуся Н. В. Бергу, что именно Арина Родионовна «выкормила Ольгу Сергеевну»^[117]. Данное сообщение А. И. Ульянский принял всерьёз и выдвинул довольно спорную, но всё-таки достаточно аргументированную гипотезу.

В ходе изучения и сопоставления различных исповедных ведомостей и ревизских сказок рубежа XVIII и XIX столетий он установил, что Ирина Родионова Матвеева, по всей видимости, в самом конце 1797-го или в начале 1798 года произвела на свет сына Стефана^[118]. Так как соответствующей записи о рождении крестьянского отпрыска в метрической книге суйдовской церкви Воскресения Христова сделано не было, то биограф резонно предположил: младенец родился вовсе не в Кобрине, а вдали от мужа и семьи Ирины, то есть уже «в Петербурге, в доме Пушкиных»^[119]. В таком случае вызванная из деревни Ирина, действительно, могла стать кормилицей, «мамушкой» Оленьки Пушкиной.

Стоит напомнить читателю, что крестьянской дочери Ирине-Арине вот-вот должно было исполниться ни много ни мало сорок лет.

Прочие исторические источники вроде бы никак не подтверждают версию биографа. Сама Ольга Сергеевна и через полвека величала Арину Родионовну только «нянею»^[120]; то же самое говорили её сын Л. Н. Павлищев^[121] и А. Ю. Пушкин (двоюродный дядя поэта, назвавший Ирину Матвееву «опытной и усердной нянькой»^[122]).

Ещё более весомым кажется свидетельство Н. О. Пушкиной. В письме (на французском языке) от 4 января 1835 года к дочери Ольге (ставшей тогда матерью) Надежда Осиповна, беспокоясь о здоровье внука Леона, вспомнила к месту и давнишний собственный опыт. «…Благодаря заботам и предосторожностям, которые ты приняла, — писала Н. О. Пушкина, — он наверняка не будет косить, а это часто случается с маленькими детьми; зрение у них ещё слабое, взгляд не может быть таким, как у взрослого, и, кормя, надо закрывать им глаза, что я всегда делала, и нянька твоя звала тебя Занавесная Барыня»^[123]. Иными словами, Надежда Осиповна однозначно заявила, что она сама выкормила свою старшую дочь, а Арина была лишь «приставленной» к Ольге няней, ухаживавшей («ходившей») за младенцем.

Кстати, меткое шутливое прозвище девочки — «Занавесная Барыня» — надо, вероятно, считать самыми ранними из дошедших до нас слов Арины Родионовны.

Итак, версия А. И. Ульянского не подкрепляется сведениями из пушкинского семейного кружка — но версия и не опровергается ими. Суть в том, что в дворянских семьях, ожидавших прибавления, зачастую перестраховывались и загодя обзаводились кормилицей (или даже кормилицами) — так сказать, «на всякий случай». Скорее всего, подыскивали таковую бабу и Пушкины с Марией Алексеевной Ганнибал — и известие о беременности Арины Матвеевой, хорошо себя зарекомендовавшей крестьянки из близкого Кобрина, подоспело в Петербург как нельзя кстати. После же рождения Ольги Пушкиной Арина вполне могла быть при Надежде Осиповне временной («про запас») кормилицей, а потом уже превратилась в безоговорочную няньку.

Более точных данных об изначальном статусе Арины Матвеевой в доме Пушкиных мы, по всей видимости, уже не получим. Ничего не знаем мы и о том, когда её сын Стефан был отправлен из Петербурга в Кобрино, к отцу^[124]. Зато хорошо известно, что Арина сразу и навсегда, как родную, полюбила малютку Олю, свою «голубушку» (XIII, 209). Собственных детей крестьянка могла голубить разве что в мыслях, тоскливых и неотступных…