Читать книгу - "Минин и Пожарский - Руслан Скрынников"

Самозванец был крайне встревожен тем, что со смертью Федора Годунова агитация против него не только не стихла, но, напротив, приобрела широкий размах. При вступлении в Москву 20 июня он принял все необходимые меры предосторожности. Люди Отрепьева тщательно осмотрели весь путь от Коломенского до Кремля. Подле самозванца ехали знатные бояре. Весь царский поезд плотной стеной окружали отряды наемников и казаков. Вооруженную свиту бояр поместили в хвост колонны вместе с дворянами. По приказу самозванца строй московских дворян и ратников был распущен, едва кортеж стал приближаться к Кремлю.

Узкие городские улочки были забиты жителями. Чтобы лучше разглядеть процессию, люди забирались на заборы, крыши домов и даже на колокольни. Сидя верхом на лошади, Отрепьев двигался среди людского моря. Приветственные крики толпы и колокольный звон катились за ним подобно валу.

Царский «поезд» задержался у храма Василия Блаженного. В тот же миг ворота Кремля раскрылись, и из них медленно вышла процессия с крестами и иконами. Во главе процессии шли епископы в митрах и мантиях, сверкавших золотом и жемчугом. Отрепьев спешился и, дождавшись митрополита, приложился к кресту. Но торжество было испорчено свитой самозванца. Гусары, выстроившись полукругом поротно, что есть мочи трубили в трубы и били в литавры.

С площади Отрепьев поспешил в кремлевские соборы и оттуда во дворец. Польские роты стояли в строю со знаменами подле самого крыльца, пока самозванец не скрылся во внутренних покоях. Парадный зал заполнили бояре.

С «прародительского» трона Лжедмитрий обратился с речью к знати. Обливаясь горючими слезами, он поведал собравшимся историю своего чудесного спасения. Кто-кто, а бояре-то знали истинную цену его небылиц. Но лица их выражали деланое почтение. Все склонились ниц перед самодержцем.

Каким бы лицедеем ни был Отрепьев, нервы его с трудом выдерживали напряжение. Опасаясь за свою безопасность, он сменил всю кремлевскую стражу, едва вступил во дворец. Казаки и наемники стали подле всех выходов из крепости с заряженными пищалями.

Отрепьев знал, какую власть над умами имеет православная церковь, и спешил уладить свои взаимоотношения со священным собором. Следуя приказу самозванца, отцы церкви объявили о низложении Иова «по старости и близорукости» и избрали главой церкви Игнатия. Среди московского духовенства Игнатий пользовался дурной репутацией как «муж грубый, пьяница и пакостник». Он прибыл с Кипра при Борисе Годунове и за три года управления порученной ему рязанской епархией успел основательно скомпрометировать себя. Когда рязанские дворяне «всем городом» изменили в пользу самозванца, Игнатий последовал их примеру. Он первым прибыл в лагерь Отрепьева и сопровождал его при вступлении в Москву. Новый патриарх стал служить Лжедмитрию верой и правдой.

Урегулировать отношения с боярством оказалось труднее. Почти два месяца, прошедшие после мятежа под Кромами, путивльские советники Лжедмитрия готовили почву к соглашению с боярским руководством в Москве. В конце концов они окончательно договорились о распределении мест и должностей. Московская знать добилась того, что самозванец признал своими «сенаторами» всех, кто получил боярство из рук Бориса. Изгнанию из думы подлежали лишь члены свергнутой династии да их прямая родня – Сабуровы и Вельяминовы.

Лжедмитрий щедро наградил всех участников заговора в лагере под Кромами. Однако с первых же дней правления ему пришлось столкнуться с мощной боярской оппозицией, которую возглавили Шуйские. Враги самозванца действовали без всякой осторожности, и приверженцам нового «царя» понадобилось несколько дней, чтобы распутать нити возникшего заговора.

На третий день после торжественного въезда в столицу Отрепьев отдал приказ об аресте мятежников. Если бы вина Шуйских обнаружилась раньше, с ними расправились бы тем же способом, что и с Федором Годуновым. Но с некоторых пор самозванец был связан договором с боярами, и ему приходилось решать дела совместно с «сенаторами». По настоянию «сената» Шуйских предали соборному суду. Собор осудил главу заговора Василия Шуйского на смертную казнь. Однако после вынесения приговора бояре и духовенство сделали все, чтобы спасти осужденного. Отрепьев не решился идти против их воли. На четвертый день после суда Василия Шуйского вывели на площадь для казни. Палач содрал с него одежду и занес топор над головой. Но в последний момент боярину объявили о помиловании. Ни один из предшественников Отрепьева на троне не решал дела без участия Боярской думы. Самозванец, усевшись на престол, не изменил этого порядка. Отмена казни Шуйского явилась первым успехом думы. Приручение пришельца началось.

Круг советников, настаивавших на жестких мерах в отношении бояр-заговорщиков, потерпел поражение. Последствия этого факта не замедлили сказаться. Богдану Бельскому пришлось покинуть столицу и удалиться на воеводство в Новгород.

Для думы подлинным бельмом в глазу были казаки на улицах столицы. Бояре не могли успокоиться, пока вольные донские атаманы несли караулы подле особы царя. По их настоянию казачьи повстанческие отряды были удалены из Кремля, а затем и из столицы.

Еще в Туле самозванец вспомнил о своей мнимой матери Марии-Марфе Нагой и пытался использовать ее имя, чтобы добиться присяги от городов. По примеру Годунова он велел целовать крест себе и вдовствующей инокине-царице разом. Имя вдовы Грозного Марфы Нагой на всякий случай писали первым. Водворившись в Кремле, самозванец тайно послал к Марфе своего постельничего Семена Шапкина. Впоследствии толковали, будто инокиня согласилась признать самозванца своим сыном, потому что постельничий грозил ее убить. Но это более чем сомнительно. Шапкин приходился Марфе родней и постарался уладить дело по-родственному, с помощью обещаний и подарков. Вдова не заставила долго себя упрашивать. Она готова была заплатить любую цену, лишь бы вырваться из монастырской тюрьмы и вернуться к давно забытой роскоши и почету.

В середине июля Лжедмитрий с толпой бояр и под охраной польских наемников выехал в село Тайнинское. В поле под Тайнинским вдова Грозного, выйдя из дорожной кареты, впервые увидела человека, нисколько не похожего на ее сына. Отрепьев преодолел минутное замешательство и искусно сыграл свою роль. Он соскочил с седла и бросился к ногам «матери». Той волей-неволей пришлось разыграть свою часть комедии. На другой день вдова с «сыном» въехали в столицу. Толпы народа провожали кортеж от заставы до дворца. Демонстрируя сыновнюю покорность, Отрепьев слез с коня и, сняв шапку, шел пешком подле кареты царицы. Подле Успенского собора Лжедмитрий раздал народу щедрую милостыню. На присутствующих сцена свидания вдовы Грозного с вновь обретенным сыном произвела сильное впечатление. У многих на глаза навертывались слезы.

Три дня спустя после прибытия царицы Марфы Отрепьев короновался на царство. После воцарения Лжедмитрий щедро наградил бояр и дворян, сложил на десять лет подати с жителей Северской земли. Следуя воле Боярской думы, он распустил затем всю свою наемную гвардию, приведенную из-за литовского рубежа. Однако Сигизмунд III вскоре напомнил своему ставленнику о секретных соглашениях, подписанных в Польше. Опасаясь разоблачения, Лжедмитрий не решился прямо отказаться от обязательств о передаче королю пограничных русских земель, но стал предлагать ему вместо городов деньги. Чтобы усыпить подозрения бояр, Отрепьев объявил себя императором и затеял шумный спор с Сигизмундом III из-за титулов. Все это делалось для отвода глаз. Тайный католик, Лжедмитрий откровенно объяснил мотивы своих действий посланцу Ватикана. «Пронесся слух, – сказал он, – что я обещал уступить несколько областей польскому королю. Крайне необходимо категорически опровергнуть это. Вот почему я настаиваю на моих титулах».