Читать книгу - "Судьба короля Эдуарда - Эмиль Людвиг"

Две тетки Георга были замужем за людьми «не королевской крови», сам он был женат на женщине «не королевской крови», и хотя все три брака оказались счастливыми, король решил, что только младшие из его детей могут выбирать себе пару вне круга королевских семей; однако и они могли связывать себя узами брака лишь с семьями, принадлежащими к «трем первым степеням британской знати — герцогам, маркизам и графам». Следовательно, королевское решение не распространялось на сыновей и дочерей простых граждан, а также на иностранцев. Старшему же сыну, принцу Уэльскому, чей брак имел большое значение, предписывалось все-таки искать невесту среди дочерей монархов.

Оба брата должны были испытывать различные чувства, узнав об этом решении. Младший был доволен — ему разрешалось взять в супруги девушку по собственному выбору. Но старший, твердо убежденный, что жениться надо по любви, в противном же случае лучше остаться холостяком, оказался перед фактом, что, пока будет жив его отец, он может взять в жены только принцессу. Наверное, принц вспомнил то время, когда его дед, принц Уэльский, все еще был зависим от матери, хотя борода уже давно поседела. Ему известны были либеральные убеждения отца, касающиеся этого вопроса, и Эдуард точно знал, что решение принято по настоянию Совета, проявившего всесилие своей власти, за которой стояли традиции и чванливое упрямство society. Очевидно, все эти лорды, а главное, эти леди не допустят, чтобы позднее им пришлось склоняться перед королевой, которая ниже их по рождению. Принц не был ниспровергателем основ и готов был выполнять все обязательства, налагаемые на него происхождением, но от этого решения он, наверное, пришел в ужас.

XII

С тех пор как первый герцог Йоркский нашел себе жену, путешествуя в одиночестве по югу Франции, в Англии утверждали, что все Йорки заключают браки по сердечной склонности. Альберт, бывший тогда герцогом Йоркским, преуспел в этом как никто другой. Та двадцатилетняя девушка, с которой он познакомился в Лондоне после войны, на портретах, изображающих ее в юности, исполнена романтической прелести. В старинных романах такая молодая англичанка вначале перевязывает раны рыцарю, а на последних страницах описывается их поцелуй. Сегодня литература предлагает другие образцы: девушка сопровождает летчика, причем оба пытаются прятать свои чувства за ничего не значащими словами, громко обмениваясь ими под гул моторов. Но на самом деле такая девушка рождена, чтобы жить в деревне: появляться утром у решетчатых ворот сада, ведя за руки детей, потом, как заведено, неутомимо заниматься домом, прислугой, садом, всем, что требует присмотра. Если при этом подобная девушка еще сознает, что является наследницей древнего рода, то, чтобы стать настоящей королевой, ей остается только развивать эти свои достоинства.

Один из трех замков ее отца, замок Сент-Пол времен королевы Анны, где Елизавета родилась и теперь жила по нескольку месяцев в году, радовал взор своим многообразием: он выглядел французским благодаря покрытым мхом статуям, скульптурным группам и беседкам в виде храмов; а английским его делали газоны, лес и множество цветов. В нем гуляли десять детей, и Елизавета и ее брат, бывший на год младше сестры, являлись любимцами семьи. Кажется, все детство Елизаветы прошло в обществе младшего Дэвида — да, именно так он звался… В Англии юный лорд может носить подобное имя без риска быть заподозренным, будто его бабка еврейка. Замок не представлял никакой исторической ценности, в нем можно было видеть только собак, кур и пони, а статую античного дискобола в парке дети даже прозвали bounding butler^[36].

Зато в другом замке, замке Гламис, можно было наглядно изучать историю, ибо его окружали руины девяти рядов крепостных стен, а входить в Гламис надо было через ворота между мрачными грозными башнями, волнующими воображение. Стены прорезали окна высотой в восемь футов, залы украшали гигантские камины. На панели звонков, где в других домах указаны номера или надписи dining-room, drawing-room^[37] и тому подобное, дети читали: покои Дункана, старый фехтовальный зал, комната палача, комната принца Чарли, покои короля Малькольма, и почти все они хранили память об убитых или изгнанных властителях! Память о Стюартах настолько жива в этой семье, что в замке хранятся одежда, шпага и часы, оставленные здесь принцем Карлом, когда он скрывался от преследователей, а в облике Христа в часовне различаются черты казненного Карла I, которого зовут в Шотландии королем-мучеником.

Исполнению законов гостеприимства здесь придают такое большое значение, что любой шотландский дворянин, приезжающий в гости, находит свою постель убранной покрывалом из шотландки цветов его клана. В Гламисе умеют хранить традиции, до сегодняшнего дня там даже оставались верны древнему обычаю: после обеда два шотландских bag-pipers^[38] трижды обходили вокруг стола, оживляя огромные залы воинственными мелодиями.

Самый лестный отзыв о юной леди Елизавете, еще до того как ей начали говорить комплименты, дан был художником. Портретист Сарджент утверждал: она была единственной совершенно естественной моделью, которую он когда-либо писал.

Когда маленькая Елизавета прогуливалась в парке или по залам замка Гламис, она могла вспоминать истории о зловещей судьбе, что постигла ее предков в этом замке. Один из рассказчиков, Вальтер Скотт, чье воображение разыгралось, когда он был здешним гостем, писал: «Этот замок в древности был ареной убийства короля Шотландии. Меня провели в мою комнату, расположенную в самой отдаленной части здания. Должен признаться, что, услышав скрип закрывающейся двери и удаляющиеся шаги моего провожатого, я почувствовал себя слишком далеко от живых и излишне близко к мертвым».

Владелец замка в 1793 году хотел, вероятно, разыграть романтического поэта, отослав его на ночь в нежилую спальню, вдали от освещенных комнат, чтобы вдохновить на новый роман из истории Шотландии. Ведь другие гости замка никогда не расспрашивали его ни о мертвецах, ни о привидениях.

А еще раньше, несколько веков назад, рассказал свою историю величайший поэт: в этом замке он поселил Малькольма, сюда он привел Макбета, и в самом древнем зале, который сохранился с XI века, как будто все еще звучат громкие слова:

— All hail! Macbeth! Hail to thee, Than of Glamis!^[39]

На всех подмостках мира прозвучал этот возглас, актеры произносили его на всех известных языках, и теперь, когда имена шотландских дворян, некогда живших здесь, помнит только узкий круг людей, имя Шекспира не предано забвению. Божественный каприз гения с помощью стиха смог превратить никому неведомый замок в Шотландии в арену трагедии, потрясающей людские сердца. Из дымки прошлого выступают призраки угрюмых рыцарей. Может быть, они явились для того, чтобы еще ярче оттенить юную прелесть будущей королевы Англии.