Читать книгу - "Девочки. Дневник матери - Фрида Вигдорова"

Каюсь, выучила я. Напрасно, конечно, но очень уж забавно.

9 декабря 45.

Саша говорит: «Честное ленинское!» (Наверное, переняла у Милы.) Вместо «редакция» — «редацкая».

Галя говорит:

— Я прямо изнывала от нетерпения.

Вчера были на дне рождения у Паши. Девочки вели себя более или менее достойно. Но играли все порознь — Галя, Саша, Паша, Тюша — каждый был занят чем-то своим.

Утром первыми словами Саши было:

— Мама, я хочу к Паше!

Саше мальчики понравились, она говорит о них подобострастно.

Галя отнеслась к новым знакомым более критически:

— Много кричат, — сказала она. — А до игрушек своих дотронуться не дают.

Однако вчера долго не хотела уходить оттуда. Значит, тоже понравилось.

Рукой Ф. А. написано: Это рисовал Тюша Типот-Соколов. Ему 7 лет. По-моему, очень талантливо.

10 декабря 45.

За первую четверть у Галки были такие отметки: чтение — 5, арифметика, русский язык — 4, чистописание — 3. На днях, сидя за столом, сказала с улыбкой:

— Я умею учиться на «отлично», только мне неохота.

* * *

Галя:

— Мама, твоя Саша довольно скупая дама: делилась со мной шоколадом и дала мне крошечную дольку.

* * *

Мама Соня рассказывает, как у нее едва не стащили сумку. Галя, глубокомысленно:

— Просто тебе попался неопытный вор.

14 декабря 1945.

Саша:

— Папа, как зовут доктора?

— Доктор Гуревич.

— Я лучше буду звать его Гулливер.

* * *

Мы все сидели за столом на Сретенке, и каждый был занят своим делом. Галя перечитывала «Хижину дяди Тома». Вдруг она вскочила и, плача, крикнула:

— Я не могу больше читать!

Все всполошились, стали спрашивать, что случилось. Галя не отвечала и продолжала плакать. Я догадалась заглянуть в книгу: она была открыта на странице, где рассказывалось, как, после смерти Сен-Клера, Том узнает, что его продадут.

Оправившись, она стала мне объяснять, что «Это всё противная Марья виновата», имея в виду жену Сен-Клера — Мари.

Портрет Ф. А. Вигдоровой работы Е. В. Пастернак. Масло. Начало 1940-х.

18 декабря 45.

Некто Б., по профессии литературный критик, с профессиональной жестокостью излагал сегодня свою теорию воспитания малолетних.

— Моему сыну 6 с половиной лет, — говорил он. — Это чудесный парень. Однако я практикую регулярно следующие меры воздействия: малая ушедралка, большая ушедралка, порка обыкновенная, порка большая и порка по высшей категории — ремнем. Все это я практикую регулярно по четным и нечетным числам. Иначе погибнет мой сын, моя жена, я сам и все соседи, а дом наш рухнет.

Все это Саша слышала, но притворилась, что не понимает.

Боюсь, что наш дом рухнет.

21 декабря 45.

Серьезно болен папа Аба. Я много времени провожу на Сретенке. И вижу всякое такое, что очень меня огорчает, мучает и пугает. Вот, например, слышу из соседней комнаты:

— Галочка, — говорит папа, — принеси мне, пожалуйста, из кухни мою чашку.

— Я читаю, — отвечает Галя.

Я была готова побить ее за это. Бить не била, однако, сказала все, что думала по этому поводу. Но я никогда не могу понять — дошло ли до нее. Лицо у нее было огорченное. Не оправдывалась.

22 декабря 45.

У Галки в дневнике за поведение — 5 с минусом. Она объясняет с улыбкой — довольно циничной:

— Это потому, что я болтаю…

Вот за это я сердиться на нее не в состоянии. Могу понять.

29 декабря 45.

«Мой милый, хороший,

Пришли мне калоши

И мне, и жене, и Тотоше», — декламирует Саша.

— А кто это — жена? — спрашиваю я.

— Это ты, — отвечает Саша.

— А кто мой муж?

— Папа Шура.

— А кто муж мамы Сони?

— Папа Аба.

— А кто муж тети Берты?

— Дядя Боря.

Все верно. Тогда я спрашиваю:

— А кто муж Кены?^[20]

— Тетя Ира! — отвечает Саша.

7 января 1946 г. Москва.

Новый год начался скверно: Галка захворала дифтеритом, и сегодня ее отправили в больницу. Форма, к счастью, легкая. Уезжала она охотно и весело, так как любит все новое. Расспрашивала: какие там девочки, весело ли будет в больнице? Считала минуты, которые оставались до приезда машины.

Вливание перенесла мужественно, даже не вскрикнула, так как мама Соня предупредила ее, что папе Абе вредно волноваться и огорчаться.

Очень боимся за Сашу: 4-го января мы с Сашей пошли на Сретенку навестить больного папу Абу. Галя и Саша были очень рады встрече, обнимали друг друга, вместе играли. А вечером оказалось, что температура у Гали повышена.

На обратном пути со Сретенки на Ермолаевский Саша изложила мне свои политические убеждения:

— Когда я пойду в школу, — сказала она, — то буду учить французский, английский и русский. А немецкий не буду. Немцы все очень плохие. Гитлер («Гитрер», иногда «Гитрель») очень плохой, хуже Бармалея. Я его боюсь. Если он будет к нам стучаться, ты ему не открывай. Если будет говорить тоненьким голоском, тоже не открывай. Немцы плохие, страшные и не любят хороших девочек.