Читать книгу - "Петр II - Николай Павленко"

Верховный тайный совет не счел возможным руководствоваться порядком престолонаследия, установленным «Тестаментом». Он предусматривал назначение преемницей после смерти Петра II бездетным голштинскую герцогиню Анну Петровну, но она скончалась в 1728 году, оставив сына. Однако о ее сыне, равно как и о цесаревне Елизавете Петровне как кандидатах на занятие престола в 1730 году, когда скончался Петр II, не было и речи — Верховный тайный совет предложил корону представительнице другой ветви дома Романовых — Анне Иоанновне.

Заслуживает внимания анализ последнего пункта «Тестамента», обязывавшего наследника жениться на одной из дочерей Меншикова. Реализация этого пункта вызвала немало важных последствий.

У Александра Даниловича были один сын Александр и две дочери: Мария и Александра. Когда пришло время выдавать замуж старшую дочь — Марию, заботливый отец подыскал ей жениха — сына польского магната Сапеги. В Петербург были приглашены оба Сапеги — отец и сын, причем отец стараниями Меншикова был обласкан двором — ему было присвоено звание фельдмаршала. Можно сказать, что этим пожалованием высокое воинское звание было обесценено: Сапега-отец ни дня не служил в русской армии, в Польше он тоже не блистал военными подвигами.

Судя по вниманию, которым светлейший князь окружил заезжего жениха и его родителя, брачный союз его вполне устраивал. Но тут случилось неожиданное: жених приглянулся императрице. Екатерина отняла младшего Сапегу у князя, приблизила к себе и, вволю натешившись молодым фаворитом, пристроила его в женихи своей племяннице. Об этом доложил датский посол Вестфален королю: «Государыня прямо отняла Сапегу у князя [Меншикова] и сделала своим фаворитом, намереваясь, как скоро прискучит, поженить его на своей племяннице». С легкостью необыкновенной было предано забвению событие, состоявшееся 13 марта 1727 года, когда в пышно убранном дворце Меншикова под гром артиллерийских залпов, звуки оркестра в присутствии столичной знати праздновали помолвку Сапеги со старшей дочерью светлейшего князя. Александра Даниловича подобный разворот событий не огорчил — его осенила мысль (подсказанная прусским послом Мардефельдом) о том, что в России есть более подходящий жених для его дочери, чем Сапега, — наследник престола великий князь Петр Алексеевич. Возможность породниться с царствующей фамилией затмила все остальные заботы, во всяком случае, отодвинула их на второй план. Остановка за малым — надлежало убедить императрицу в необходимости и полезности для России этого брачного союза, который непременно должен быть запечатлен в «Тестаменте» в качестве воли самой Екатерины.

В случае реализации этого плана у Меншикова исчезала опасность оказаться в опале, так как овладеть волей отрока, по его мнению, не представляло большого труда, а у возмужавшего императора не поднимется карающая рука на тестя.

Мысль о воцарении Петра II импонировала не только Меншикову, но и представителю древнего аристократического рода князю Дмитрию Михайловичу Голицыну. Когда 7 мая 1727 года, то есть на следующий день после кончины Екатерины I, секретарь Верховного тайного совета Степанов стал зачитывать «Тестамент», Голицын после прочтения первого пункта прервал его репликой: «Довольно, довольно, остальное прочитать можно на досуге»^[40]. Этим потомок Гедиминовичей давал понять присутствующим, что он вполне удовлетворен провозглашением законного претендента на корону и готов полностью пренебречь волей бывшей служанки пастора Глюка, незаконно занявшей трон. Это пренебрежение, между прочим, выражалось и в том, что никто из рода Голицыных не пытался при Екатерине получить какой-либо придворный чин.

Тем не менее «Тестамент» был прочитан до конца. Присутствующие стали поздравлять нового императора и присягать ему. Стоявшая перед Зимним дворцом гвардия тоже присягнула императору Петру II и прокричала «Виват!». Вслед затем присутствовавшие отправились к обедне и молебну, а затем возвратились в зал, где началось заседание Верховного тайного совета. Юный Петр Алексеевич занял свое место в императорском кресле под балдахином.

21 июля Петр приехал в Верховный тайный совет и произнес заученную речь, несомненно составленную Остерманом. Ее можно понять как программу царствования. Эта речь близка по содержанию к письму Петра к своей сестре Наталье Алексеевне:

«После как Бог изволил меня в малолетстве всея России императором учинить, наивящшее мое старание будет, чтоб исполнить должность доброго императора, то есть чтоб народ, мне подданный, с богобоязненностию и правосудием управлять, чтоб бедных защищать, обиженным вспомогать, убогих и неправедно отягощенных от себя не отогнать, но веселым лицом жалобы их выслушать и по похваленному императора Веспасиана примеру никого от себя печального не отпускать»^[41].

После провозглашения Петра Алексеевича императором его самого и сестру Наталью поселили во дворце Меншикова. Светлейший выделил в их распоряжение половину роскошного здания. В результате великий князь и его сестра оказались как бы в почетном заточении: никому не дано было общаться с императором без присутствия самого князя либо членов его семьи. Изоляцией Петра и Натальи Меншиков пытался устранить возможность неугодного ему влияния.

О том, что предусмотренная Меншиковым изоляция была необходима, явствует из эпизода, запечатленного Маньяном: сын Меншикова, однолеток с царем, «играя с ним, как-то однажды сказал государю, что он сам господин своего желания и никто не может его теперь принудить заниматься тем, к чему у него нет охоты». Слова эти стали известны Меншикову, и он наградил сына тумаками и заточением в кордегардию^[42].

Возросшее влияние Меншикова сразу же после оглашения «Тестамента» отметили многие дипломаты. Барон Мардефельд писал 24 и 26 мая 1727 года: «Могущество Меншикова невообразимо возросло в несколько дней. Он вполне овладел душой и личностью молодого императора, который окружен лишь креатурой Меншикова, и для предохранения его от влияния других лиц он живет в доме Меншикова. Князь уступил императору половину дворца и домик в саду… Одним словом, все, что пожелают князь Меншиков и барон Остерман, могло считаться уже исполненным, и правительственный совет, по всем вероятиям, в скором времени сделается только пустым украшением. Этим, однако, князь вызовет одни лишь несогласия и повлечет на себя неугасимую ненависть. Вчера он велел объявить себя генералиссимусом; легко разуметь, какие от этого произойдут столкновения между ним и герцогом Голштинским»^[43]. (Герцог сам претендовал на этот чин.)

Церемония пожалования Меншикову чина генералиссимуса была разыграна по заранее составленному сценарию и отвечала вкусам светлейшего. 24 мая Петр II вошел в апартаменты Меншикова и, по словам саксонского дипломата Лефорта, заявил: «Я уничтожил фельдмаршала!»

«Эти слова, — продолжал Лефорт, — привели всех в недоумение, но, чтобы положить конец всем сомнениям, он показал бумагу князю Меншикову, подписанную его рукой, где он назначал Меншикова своим генералиссимусом».