Читать книгу - "Дагестанская сага. Книга I - Жанна Абуева"

Несмотря на окончательную победу революции, единодушного восприятия её идей в горском обществе не было по-прежнему. Сторонники и противники Октября оставались, каждые по-своему, ярыми и абсолютно непримиримыми антагонистами.

Объявленная в стране продразвёрстка жёсткими и чрезвычайными мерами лишь усугубила обстановку в горах, да и методы проведения хлебозаготовок, наряду с другими насильственными мерами, наихудшим образом отражались на растерянных людях.

Двадцатые годы принесли Дагестану так называемое голодное переселение. Из центральных губерний России в равнинные ее части засуха и голод погнали сотни и сотни людей. Этот голод не обошёл стороною и Дагестан, чья экономика находилась в глубоком упадке в результате гражданской войны и стихийных бедствий, обрушившихся на Страну гор в 1923–1924 годах.

Голод свирепствовал повсюду, и Советская власть приняла постановление «О лишении бывших помещиков права на землепользование и проживание в принадлежащих им до Октябрьской революции хозяйствах». В соответствии с этим постановлением из Дагестана было выслано около сотни землевладельцев, чью собственность конфисковали в пользу бедноты и так называемых ТОЗов, что означало товарищества по обработке земли.

Главным выходом из того тяжелейшего экономического положения, в котором оказались горцы, руководство страны считало их переселение на равнину. В результате этого движения за десятилетие с 1920 по 1930 годы на плоскость было переселено около десяти тысяч аварских, лакских, даргинских и лезгинских семей.

* * *

Поздно вечером в ворота дома Ибрагим-бека раздался громкий стук. Стук был не просто громким, а требовательным, и чуткие дворовые собаки мгновенно отреагировали на него резким, заливистым лаем, который тотчас же был перекрыт звуком пистолетных выстрелов.

Семейство Ибрагим-бека готовилось отойти ко сну, и приход незваных гостей в такой неурочный час вселил во всех тревогу.

Едва Ибрагим-бек успел надеть на себя черкеску, как в комнату с шумом вошла группа вооружённых мужчин числом около десяти, среди которых хозяин дома узнал Ильяса и Абдуллу, своих земляков, а также теперь уже бывшего фаэтонщика Рабадана. Прибывшие развязно и уверенно прошлись по комнате, с откровенным любопытством разглядывая висевшие на стенах старинные исфаханские ковры и прильнув жадным взором к развешенным на них ружьям, кинжалам и саблям, многие из которых не однажды участвовали в бесчисленных давних боях. С трудом оторвавшись от созерцания оружейной коллекции, один из вошедших, как видно, главный, хрипло откашлялся и произнёс:

– Ну что, Ибрагим-бек, давай, собирайся в дорогу!

– Что-то я не понимаю, о чём ты, уважаемый, толкуешь. В какую дорогу?

– Пока что в Темир-Хан-Шуру!

– И снова я тебя не понимаю…

– Очень хорошо ты всё понимаешь! – взорвался главный. – Ты арестован, и вся твоя семья тоже! Ты враг народа, ханское отродье, и самое правильное будет расстрелять вас всех к чёртовой матери! Была б моя воля, я бы так и сделал… Но у меня нет полномочий и… короче… вас будут судить по всей строгости закона! Так что отправляемся без задержки. На сборы даю… – он взглянул на часы: – …ровно двадцать минут!

Обратившись к стоящим рядом людям, он приказал:

– Производите обыск!

В соседних комнатах слышался сдавленный женский плач, а жадные пальцы прибывших товарищей, только и ждавших команды, уже хватали всё подряд, распихивая ценности в появившиеся откуда-то мешки.

С огромным трудом сохраняя хладнокровие, Ибрагим-бек произнёс:

– Я понимаю, что сейчас ваша власть, но я требую уважительного к себе обращения! Объясните, в чём меня обвиняют?

В ответ раздался громкий издевательский смех:

– Вы только посмотрите на него! Он требует! Всё, кончилось твоё время! Теперь мы будем требовать! Ты кто, чтобы мы тебе что-то объясняли, а? Запомни: ты никто, даже не букашка… Пылинка ты под ногами, понял?

Бледный, как стена, Ибрагим-бек ответил ему:

– Кто я такой, говорят вот эти кинжалы и ружья, которые в руках моих предков завоёвывали нашему народу победу и которые сейчас находятся в руках грязных босяков вроде тебя! Вы не достойны и прикасаться к этому оружию!

– А ну заткнись, собака! – заорал главный и, выхватив из-за пояса тяжёлый наган, со всего размаха ударил рукояткой по лицу Ибрагим-бека.

– Собака ты и та мать, которая тебя родила! – с трудом размыкая окровавленные губы, произнёс Ибрагим-бек.

Отводя взгляд, прибывшие связали хозяину руки за спиной и вытолкнули наружу, во двор, где уже столпились остальные домочадцы. Вместе с отцом во двор вывели Сурхая и Аслана, на чьих юных лицах ссадины и кровоподтёки ясно свидетельствовали о попытках сопротивляться.

– Ну-ка снимайте с себя все драгоценности! – обращаясь к женщинам, скомандовал один из конвоиров.

Глаза Парихан оставались сухими, а голова гордо поднятой, когда она, сопровождаемая грубыми окриками, пошла со двора вслед за мужем и сыновьями. Лишь на мгновение, остановившись перед домом и окинув его полным тоски взглядом, женщина издала короткий и горестный всхлип. Затем, обращаясь к детям, вскричала:

– Запомните этот час, хорошо запомните! Мы прощаемся с нашей землёй, с нашими горами, с нашей родиной… Один только Аллах знает, суждено ли нам вернуться сюда когда-нибудь, всё в Его непреклонной воле… А вы смотрите и запоминайте всё, что видите вокруг!

Весть об аресте семьи Ибрагим-бека молниеносно облетела округу, и, несмотря на поздний час, жители большого аула поспешили на улицу, чтобы проститься с потомками великих ханов. По обе стороны Царской дороги народ стоял и смотрел на медленно шагавших в сопровождении конвоиров Ибрагим-бека и его семью, испытывая в этот момент самые противоречивые чувства и осознав внезапно, что вместе с ними уходит в неизвестность нечто прежде незыблемое и привычное. Кто-то накинул тёплый платок на плечи Асват, двоюродной невестки Ибрагим-бека, и другие, последовав этому примеру, также стали протягивать арестованным тёплые вещи.

Не обращая внимания на угрожающие окрики конвоиров, кази-кумухцы большой толпой следовали за арестованными вплоть до Красного моста, где были всё-таки оттеснены стражниками, и дальше процессия шла без них.

В горах дул холодный, пронизывающий ветер, затруднявший движение арестованных людей, но никто не жаловался. Шагали долго и молча и почти не останавливаясь, пока не показался вдалеке Цудахар, на окраине которого их уже ждали возмущённые арестом люди. Под нажимом цудахарцев конвоиры сняли кандалы с окровавленных ног Ибрагим-бека и, опасаясь народного бунта, согласились, наконец, посадить арестованных на подводы. Так процессия продолжила свой путь.