Читать книгу - "Советская эпоха в мемуарах, дневниках, снах. Опыт чтения - Ирина Паперно"

Ира называла следователя не иначе, как Порфирий Петрович. <…> Главным козырем были письма Виктора к другой женщине. Ира прочла – и глядя в неповторимый почерк мужа, твердо сказала, что письма поддельные. Порфирий Петрович решил переждать. Он был уверен, что чувство оскорбленной гордости сработает (там было несколько обидных строк) (53).

Но коварный следователь ошибся в расчетах. Обманутая и обиженная жена не только не предала мужа органам госбезопасности (несмотря на два месяца интенсивных допросов); более того, не зная, что любовница мужа дала-таки показания, она вступила в дружбу с соперницей. Цель мемуариста – показать, что перед лицом власти этой женщине («трижды выходившей замуж и десятки раз нарушавшей седьмую заповедь» [57]) был присущ особый код чести: сильнее любви и ревности было чувство солидарности с гонимыми и преследуемыми.

Ее моральное чувство (поясняет Померанц) сформировали русские стихи, этот «псалтырь интеллигента» (54), и «чувство верности стиху <…> заменяло Ире мораль» (57). Суть ее отношения к жизни, как пишет Померанц, можно выразить стихами Ахматовой «Какая есть. Желаю вам другую…» (91). Он цитирует знаменитые строки этого стихотворения: «Чужих мужей вернейшая подруга / И многих неутешная вдова». Этими словами неоднократно пользовались женщины эпохи террора в качестве самоопределения¹²⁹. Померанц познавал противоречивую природу своей тогдашней жены, когда (много позже этих событий) читал, погружаясь в их атмосферу, воспоминания Надежды Яковлевны Мандельштам (58) и роман Булгакова «Мастер и Маргарита» (60).

Мемуарные эссе Померанца содержат и детали более ранней жизни Иры. Он описывает, как во время войны в Ташкенте она оставила своего первого мужа, отца ее двоих детей, ради «Виктора». Обманутый муж отправил в органы донос на соперника, который тогда только что вышел из заключения, и через несколько лет в ходе «антикосмополитической» (то есть антисемитской) кампании этим доносом воспользовались для того, чтобы начать новое дело против «Виктора» (в отличие от жены, он был евреем). Мелетинский в своих мемуарах приводит фамилию бывшего мужа, по доносу которого он был арестован (Моисеенко); у Померанца в эссе «В сторону Иры» упомянуто его имя (Сергей): дополняя друг друга, две мемуарные публикации предают гласности имя доносчика.

В 1990‐е годы, когда мемуары Мелетинского и Померанца появились в печати, среди читателей были люди, которые лично знали тех или других героев этой истории, и они могли дополнить недосказанное или неизвестное этим мемуаристам. Так и случилось: кое-кто дополнил подробности¹³⁰. Другие промолчали.

Но это еще не все. Задолго до того как были написаны эти мемуары, история Ирины была рассказана в романе журналистки и писательницы Фриды Абрамовны Вигдоровой (1915–1965) «Любимая улица», опубликованном в 1964 году, в конце оттепели. (В том же году Вигдорова сделала запись процесса Бродского, за что в свою очередь подверглась преследованиям; черед год она умерла от рака). Роман был переиздан в 2002 году¹³¹. Один из персонажей романа носит имя Ирина Игнатьевна. (Именно так звали жену Мелетинского – полное имя, Ирина Игнатьевна Муравьева, называет в своих воспоминаниях, дополняющих эту историю и другими подробностями, дочь Вигдоровой¹³².) В задушевном разговоре с главной героиней, всепонимающей медсестрой (за которой стоит образ самого автора) накануне опасной хирургической операции Ирина Игнатьевна поверяет драму своих отношений с мужем: