Читать книгу - "Красные против белых. Спецслужбы в Гражданской войне 1917-1922 - Олег Шинин"

После принятия руководством ДВР и военными органами мер пропагандистского и организационного характера усилился приток на территорию ДВР военнослужащих белогвардейских частей, решивших прекратить борьбу и возвратиться на родину. В связи с этим, для того чтобы не допустить использования указанных лиц во враждебных советской власти целях, военные контрразведчики осуществляли фильтрацию бывших белогвардейцев, прибывавших из Маньчжурии, а также вели их регистрацию. Не прошедших регистрацию не прописывали и не принимали на работу, причем не зарегистрировавшиеся в течение трех дней лица привлекались к ответственности как не явившиеся по призыву^[1383].

В годы Гражданской войны нередки были случаи, когда карающая десница пролетарского правосудия опускалась на головы невиновных военнослужащих, честных командиров Красной армии, бывших офицеров, оболганных и оклеветанных доносчиками, недоброжелателями. Достаточно сказать, что аресту и следствию подвергались по обвинению к принадлежности к контрреволюционной офицерской организации бывший главком Вооруженных Сил Республики И.И. Вацетис (полковник старой армии), бывший помощник военного руководителя Высшего военного совета С.Г. Лукирский (генерал-майор старой армии), бывший военрук Северо-Кавказского военного округа А.Е. Снесарев (генерал-лейтенант старой армии), бывший руководитель инженерной обороны Петрограда К.И. Величко (генерал-майор старой армии), помощник начальника организационного управления и центрального управления военных сообщений ПШ РВСР К.И. Бесядовский (полковник старой армии) и др. Названным выше лицам еще сравнительно повезло – после недолгого разбирательства их отпустили и они продолжили свою службу в Красной армии на различных должностях, в основном преподавателями в военных академиях. Начальнику Морских сил Балтийского моря капитану 1-го ранга A. M. Щастному и многим другим повезло меньше^[1384].

В первый период Гражданской войны проблеме защиты государственной тайны не уделялось должного внимания. В «Еженедельнике ВЧК» в октябре 1918 г. констатировалось, что результаты работы по ряду оперативных дел свидетельствуют о том, что белогвардейские организации в Москве и других городах осуществляют сбор разведывательной информации, в том числе о советских воинских частях, в широком масштабе. У некоторых арестованных белогвардейцев обнаружены подробные сведения о советских учреждениях и рабочих организациях, с их точными адресами, списками сотрудников и сдужебных телефонов (более важные в стратегическом отношении пункты снабжены планами, а также сведениями о численности охраны, оружия и проч.), а также материалы «о броневиках и их местнахождении, о боевых силах советских полков, о наличии оружия в Арсенале и о складах снарядов»^[1385].

Более того, по данным исследователя А.А. Иванова, осведомители военной контрразведки регулярно отмечали, что «красноармейцами и лицами низшего командного состава очень открыто высказываются сведения военного характера о местонахождении штабов, частей войск на фронте и в тылу». Агентурой во многих случаях указывалось на явное злоупотребление своей осведомленностью чинов действующей армии и тыловых частей. Все это создавало благоприятные условия для разведывательной деятельности агентуры противника^[1386].

Вместе с тем на Первом Всероссийском съезде особых отделов в декабре 1919 г. среди вопросов, вынесенных на повестку дня, не было ни одного пункта о защите секретов^[1387]. Фактически оперативная деятельность органов военной контрразведки по защите секретной информации организовывалась исходя из представлений об этом руководства подразделений и профессионализма оперативных сотрудников. Военнослужащие, разглашавшие секретные сведения, допускавшие нарушения при хранении важных документов, что могло привести к их утрате, имевшие контакты с представителями иностранных государств, отстранялись от занимаемых должностей и иногда предавались суду как изменники.

Например, летом 1919 г. в штабе Южного фронта была выявлена и разоблачена агент польской разведки Гралевич, работавшая машинисткой оперативного отдела. От агентуры чекистам стало известно, что она охотно знакомится с ответственными работниками штаба, которые затем посещают ее квартиру. За женщиной установили наружное наблюдение. Через некоторое время при выходе из ее квартиры был задержан подозрительный человек. Его обыскали и обнаружили телеграммы и документы оперативного характера, а также сведения о расположении советских войск на Южном фронте. Задержанный сознался в принадлежности к польской разведке. Позже выяснилось, что он являлся курьером второго отдела польского Генштаба.

Как указывалось ранее, в рамках работы по делу «Заговор послов» было установлено, что служащий управления начальника военных сообщений Красной армии А.В. Фриде передавал англичанам и французам секретные сведения о передвижении советских войск, за что получал вознаграждение в сумме 600–1000 рублей ежемесячно^[1388].

Агент резидента английской разведки в России П. Дюкса бывший полковник Генерального штаба В.Я. Люндеквист, используя свое служебное положение в штабе 7-й армии, сумел передать в штаб генерала Н.Н. Юденича секретную информацию о состоянии обороны Петрограда^[1389]. В период советско-польской войны в управлении Западным фронтом чекисты выявили целую резидентуру польской разведки. Польские агенты занимались шпионажем, они информировали национальные спецслужбы о планах советского командования, путали директивы подчиненным фронту частям, задерживали продвижение эшелонов и др.

В Дальневосточной республике в 1921 г. военным отделом Госполитохраны и военным отделением 2-й Верхнеудинской дивизии были разоблачены передававшие секретную информацию представителям Японии начальник административного управления штаба Народно-революционной армии Беляев, сотрудники штаба Рыбинский, Добромыслов, Хренов, командир бригады охраны железных дорог Гак, делопроизводитель управления снабжения Корзун^[1390].

Лишь в октябре 1921 г. постановлением СНК был утвержден первый перечень сведений, составляющих тайну и не подлежащих распространению. В этот же день, 13 октября, СНК утвердил и Положение о военной цензуре. Перечень составлявших тайну сведений ВЧК продублировала своим приказом от 17 октября 1921 г. № 345, указав подчиненным органам, что конкретно следует иметь в виду при оценке материалов оперативных и следственных дел по шпионажу^[1391].