Читать книгу - "По следам "Турецкого гамбита", или Русская "полупобеда" 1878 года - Игорь Козлов"

«Турки приняли меня очень радушно, почти с восторгом, война сильно надоела им, и они ни в каком случае, кажется, не хотят продолжать борьбу. Никакого движения, никаких приготовлений к защите я не замечаю; все мертво. Придет наше войско в Константинополь — его примут без удовольствия, но хладнокровно. Все турецкие газеты (даже на турецком языке) толкуют о скором дружественном приходе наших войск в Константинополь без всякого раздражения. Сегодня, наконец, английский флот (4 броненосца и один пароход) бросил якорь между Принкино и Халки, несмотря на все старания турок отделаться от него. Особенного волнения в народонаселении не заметно; все чувства притупились от напряжения этих двух лет. <…> Мы уже сегодня, как-то вскользь, называли и те казармы, которые могли бы приютить наших солдат: Дауд-паша, Рамиз-Чифтлик — на высотах Эюба. Одно только надо знать: нет ли там какой-нибудь заразы. Намык поедет к великому князю, чтобы отклонить его высочество от мысли занять Константинополь, но кончится тем, что поторгуется и под конец уступит» (выделено мной. — И.К.)^[1160].

Телеграмма Ону перекликалась с сообщением Скобелева из Чаталджи о том, «что константинопольское население подготовлено уже к возможности появления… наших войск и относится к этому совершенно спокойно»^[1161].

Казалось, уже не только турки, но и вся Европа начинали понимать неизбежность русского вступления в столицу Оттоманской империи. 3 (15) февраля берлинский корреспондент «Таймс» сообщал, что «султан готовится перебраться на азиатский берег Босфора». К взрыву были подготовлены крупнейшие здания султанской столицы, в том числе Святая София. 4 (16) февраля константинопольский корреспондент «Таймс» писал: «Русские начали движение с целью непосредственной оккупации окрестностей Константинополя. Они разместятся в казармах за его стенами»^[1162].

Если Газенкампф допускал, что появление английской эскадры может говорить о секретном англо-турецком соглашении, направленном против России, то аналогичным образом рассуждали и многие британские наблюдатели. Так, в начале февраля корреспондент «Таймс» сообщал из Константинополя, что политика Турции становится все более пророссийской, а появление М. Ону в столице — признак существующего или готовящегося секретного договора между Россией и Турцией. Турки, писал он, сейчас ведут двойную игру, «одну историю они рассказывают англичанам, другую — русским»^[1163]. Но во всех этих рассуждениях верным было лишь одно — турки действительно оказались между двух огней, что задавало им определенную логику поведения.

Сообщение Ону было получено в полевом штабе 4 (16) февраля в то время, когда Газенкампф с Непокойчицким трудились над шифровкой телеграммы государю о «затруднениях» с занятием Константинополя. Когда Газенкампф принес ее на подпись главнокомандующему, тот протянул ему для отправки новую телеграмму императору. В ней сообщалось об английских броненосцах, уговорах турок не входить в Константинополь и расположении русских войск всего в двух переходах от него. Далее великий князь спрашивал: «…как желаешь смотреть на стояние английского флота у Принцевых островов?»^[1164].

Между Адрианополем и Петербургом последовал обмен телеграммами, продемонстрировавший нараставшую неразбериху при телеграфном сообщении через Константинополь.

Наконец, в штаб армии пришел ответ императора, отправленный в 22.40 3 (15) февраля. В телеграмме сообщалось, что Шуваловым в Лондоне заявлено: если британский флот подошел к Константинополю с мирной целью, то и наше вступление в турецкую столицу с той же целью «сделалось неизбежным». Единственной уступкой, по мнению Александра II, продолжает оставаться обещание не занимать Галлиполи при условии, что англичане не высадят ни одного солдата как на европейский, так и на азиатский берег Турции. На этом телеграмма обрывалась, и ее продолжение было получено только на следующее утро 5 (17) февраля. Император призывал главнокомандующего «зорко следить, чтобы не допускать английские суда» в Босфор и в случае такой попытки с их стороны «постараться занять, если можно с согласия султана, некоторые из укреплений европейского берега»^[1165]. «Если можно»… А если нельзя? На этот счет императорская телеграмма хранила молчание. Да и как можно было, лишь «зорко следя», не допустить английские броненосцы в Босфор?