Читать книгу - "Записки морского офицера - Владимир Броневский"

Заключено и подписано на корабле „Твердом“ в Таго и на корабле „Гибернии“ при устье Таго 23 августа/3 сентября,

Подписано Сенявин. Коттон.

Скрепил по повелению вице-адмирала Засс, коллежский асессор.

Скрепил по повелению адмирала Жамес Меннеду, секретарь».

На другой день сверх сих статей утверждены начальствующими эскадр следующие две дополнительные:

«Третья. Флаги Его Императорского Величества на Вице-Адмиральском корабле и на других кораблях не спускать, покуда не оставит первого адмирал и других капитаны с должными или следуемыми им почестями.

Четвертая. По заключении мира корабли и фрегат будут возвращены Его Величеству Императору Всероссийскому, в том же точно состоянии, в каком они ныне сданы[130]. Из числа десяти кораблей, „Ярослав“ и „Рафаил“ останутся здесь, на реке Таго, а экипажи их разместятся на корабли, следующие в Англию.

Сии две статьи будут почитаться яко составляющими часть соглашения, заключенного и подписанного 23 августа/ 3 сентября. В удостоверение чего мы подписываем две совершенно сходные копии. Заключено и подписано на корабле „Твердом“ в Таго и на корабле „Гибернии“ при устье сей реки 24 августа/4 сентября 1808 года».

Сохранение чести флага, для славы государя необходимое, есть предмет великой важности, драгоценный для генерала, солдата и всякого сына Отечества. В обстоятельствах, в каких эскадра наша находилась, читатели мои могут ясно видеть, в какой опасности была честь флага российского, и если служившие на военном поприще и знающие, что значит потерять знамя или флаг, с удовольствием прочтут сей достопамятный Лиссабонский договор, который по смыслу статей едва ли соглашением назвать можно, то, конечно, уразумеют они из того, что единственно решимости, искусству весть переговоры, а наиболее личному к Сенявину уважению неприятеля обязаны мы и потомство наше спасением чести флага, той славы, для приобретения которой мы охотно жертвуем жизнью и ищем смерти с радостью. В военных действиях приобретенные выгоды измеряются потерей неприятельской; но часто и тот, и другой присваивают себе победу; почему сличение публичных актов воюющих держав есть верное мерило истины реляций. По уважению сему, дабы соотечественники мои могли почерпнуть удовольствие свое из огорчения неприятелей наших, я предлагаю здесь выписку из публичных английских бумаг, поднесенных королю для суждения в парламенте[131]:

«Известие о победах, одержанных в Португалии сэром Артуром Велеслеем 17 и 21 августа н. ст. приняты были народом всех состояний с восторгом, но при появлении чрезвычайной газеты, в коей объявлено было об освобождении Португалии от французов и о взятии на сбережение российской эскадры, неудовольствие публики было неописано. Потеря сражения чрез измену не произвела бы столько толков, столько уничижительных рассуждений.

Что опорожнение Португалии есть предмет великой важности, сего никто отвергнуть не может: но чтобы победоносная армия должна позволить разбитому противнику в числе 15 000, когда британская армия состояла из 32 000, отправиться с оружием, амуницией, со всей частной и казенной собственностью, приобретенной грабительством, и чтобы сверх того должно было перевесть сих мародеров в их отечество, дабы они могли быть немедленно употреблены против нас или наших союзников, поистине сие каждому должно казаться очень непонятным.

Принятие российского флота под сохранение для безусловного возвращения по заключении мира еще более того удивительно. Препровождение же на нашем счете и содержании в русские гавани офицеров и матросов, дабы они неукоснительно могли действовать против нашего храброго и благородного союзника короля Шведского, есть дело неслыханное и самая военная история не представляет подобного примера.

Капитуляция, заключенная в Цинтре, конечно, есть самая неприятная и невыгодная для нас; но если бы адмирал Коттон согласно с генералом Далримплем признал и утвердил седьмую статью сей капитуляции, то российский флот не мог бы ускользнуть из наших рук. Коттон, желая отличиться в искусстве переговоров пред известным и прославившимся в дипломатических тонкостях российским адмиралом, отвергнул помянутую седьмую статью и подписал морской договор, чрез который гораздо более, нежели Цинтрской капитуляцией унижена национальная честь, и я[132]смею утверждать, что если бы седьмая статья была Коттоном исполнена, то мы выиграли бы несравненно больше, нежели чрез его Лиссабонский договор. Рассмотрим обстоятельства сего дела: российский флот вошел в Таго, когда принц-регент имел еще власть, следовательно, он был порт нейтральный, а как порт сей, несмотря на то, что временно занят был французскими войсками, всегда принадлежал Португалии, доныне в союзе с Россией состоящей, то посему как до вступления французских войск в Лиссабон, так и по освобождении оного, во время морского договора мы должны почитать его нейтральным. Приняв сие во основание, положим теперь, что русскому флоту позволили бы выйти в море и не погнались бы за ним прежде 48 часов, тогда одно из следующих обстоятельств было бы неминуемым последствием. Наша Лиссабонская эскадра могла бы догнать оный или наш Канальный флот, или крейсирующий в Немецком море, или, наконец, наш Балтийский флот или шведский, могли бы встретиться с ним. Положим и то, что российская эскадра счастливо преодолела бы все препятствия, избегнула бы бдительности наших крейсеров, даже разбила бы все наши флоты, и благополучно прибыла бы наконец в Кронштадт; то, по крайней мере, российский адмирал пришел бы туда на собственном, а не нашем содержании. Сверх того мы не должны были бы ломать ветхие русские корабли в своих портах и платить за них как за новые, не обязаны были бы содержать того неприятеля, который к уничижению достоинства Великобритании с развевающими флагами в торжестве пришел в наш порт.

Во всех отношениях Цинтрский и Лиссабонский договоры не подают ни малейшего утешения, и как подробности оных, так и все целое, чрез меру бесславны и уничижительны для целой нации.

Сэр Келдер (адмирал) за совершенную победу[133]по приговору военного суда получил выговор; а теперь, спустя немного лет, человек, столь совершенно побежденный (vanquished) Сенявиным, еще начальствует ненаказано? Честь нации от того жестоко страждет и если в собрании парламента не будет исследовано поведение главнокомандующих Далримпеля и Коттона, то я желал бы, чтобы члены парламента после строго и беспристрастного суждения, наказав преступление, избавили себя от справедливого нарекания».