Читать книгу - "Египтянин - Мика Валтари"

Я увидел, что все трое были точно больны и собственными силами подняться с носилок не могли. Первой была молодая женщина, с иссохшими, истощенными и безжизненными членами, так что только ее темные испуганные глаза двигались на исхудалом лице. Вторым был мальчик, чье тело было целиком покрыто страшной сыпью со многими мокнущими струпьями. Третьим был старик, разбитый параличом и поэтому не могущий ходить, причем недуг не был притворным, так как я колол иголкой его ноги и он не чувствовал боли.

Итак, я сказал жрецу:

– Я осмотрел этих больных насколько мог тщательно, и если бы я был их врачом, то единственное, что смог бы сделать, – это отослать их в Дом Жизни. Женщину и старика вряд ли возможно вылечить и там, страдания же мальчика могли бы облегчить ежедневные серные купания.

Жрец улыбнулся и попросил нас обоих занять места в глубине зала, в полумраке, и терпеливо ожидать. После чего он призвал рабов и велел им водрузить носилки с больными на жертвенник и зажечь в курильницах дурманящие благовонные курения. Из прохода послышалось пение, и в зал вступили жрецы, распевая священный гимн Амона. Они окружили носилки с больными и принялись молиться, подскакивать и вскрикивать. Так они прыгали и кричали, пока пот не полился ручьями по их лицам, после чего они сорвали с плеч свои одеяния, зазвонили в колокольчики, которые держали в руках, и стали наносить себе раны острыми камнями, так что кровь заструилась по их груди. Похожие обряды я видел в Сирии и хладнокровно наблюдал за их исступлением; наконец они закричали еще громче и начали бить кулаками в каменную стену, и тогда стена разверзлась, и, освещенное светильниками, над ними воздвиглось устрашающее и грандиозное священное изображение Амона. В то же мгновение жрецы смолкли – эта тишина также устрашала после всего предыдущего гама и грохота. Лицо Амона, обращенное к нам, горело божественным светом под сумрачными сводами; внезапно главный из жрецов, встав перед больными, выкрикнул имя каждого и воззвал:

– Подымитесь и идите, ибо великий Амон благословил вас ради вашей веры в него!

И тогда я собственными глазами увидел, как все трое, не отрывая взгляда от Амона, стали неуверенно подниматься со своего ложа. Дрожа всем телом, они становились на колени, потом на ноги, еще не веря себе, и наконец разразились рыданиями; захлебываясь слезами, они возносили молитвы и благословляли имя Амона. Затем каменные стены сомкнулись, жрецы удалились, а рабы унесли курильницы и зажгли яркие светильники, чтобы дать нам возможность освидетельствовать больных. Осмотрев их, мы увидели, что молодая женщина может двигать руками и ногами и может сделать несколько шагов, поддерживаемая нами; старик мог передвигаться сам, а с тела мальчика исчезла вся сыпь, и его кожа сделалась чистой и гладкой. Все это свершилось за время, равное нескольким водяным мерам, и, не наблюдай я все собственными глазами, я бы никогда не поверил, что подобное возможно.

Жрец, прежде встретивший нас, приблизился теперь с торжествующей улыбкой и спросил:

– Что скажешь теперь, царственный Синухе?

Я безбоязненно взглянул на него и ответил:

– По моему разумению, женщина и старец стали в свое время жертвами ворожбы, подавившей их волю, а одно колдовство побеждается другим, если второе могущественнее первого. Но сыпь есть сыпь, и она не может быть удалена ворожбой, для ее удаления потребны месяцы ухода и лечебных купаний. Поэтому я признаю, что никогда прежде ничего подобного не видел.

Жрец смотрел на меня горящим взглядом и требовательно спросил:

– Так ты признаешь, Синухе, что Амон по-прежнему царствует над всеми богами?

Но я ответил:

– Желаю тебе не произносить имя ложного бога вслух, ибо фараон запретил это, а я – слуга фараона.

Я увидел, что мои слова разгневали его, но он был жрецом высшей ступени и умел обуздывать свое сердце, поэтому он ответил с улыбкой:

– Мое имя Херихор, так что ты можешь объявить обо мне страже. Но я не боюсь их, стражников ложного фараона, не боюсь ни его плетей, ни его рудников, и я буду исцелять всякого, кто явится ко мне с именем Амона на губах. Не будем, однако, спорить на подобные темы, лучше поговорим как просвещенные и благовоспитанные люди. Позволь пригласить тебя в мой покой выпить немного вина, ибо ты, наверное, устал сидеть так долго на жестком табурете.

И он повел меня каменными коридорами в свой покой. По тяжелому воздуху этих переходов я чувствовал, что мы находимся под землей, и догадывался, что это и есть подземелья Амона, о которых ходило столько рассказов, но которых никто из непосвященных не сподобился видеть. Херихор услал врача из Дома Жизни, и мы вдвоем вошли в его покой, в котором не было недостатка ни в одном из удобств, дающих радость и веселящих сердце человека. Ложе жреца осенял балдахин, ларцы и шкатулки из слоновой кости и черного дерева украшали комнату, пол устилали мягкие ковры, а воздух благоухал тонкими ароматами курений. Он учтиво полил мне на руки душистой воды, указал на мягкое седалище и предложил отведать угощение – медовые пироги, фрукты и крепкое столетнее вино, приправленное миррой, из амоновых кладовых. Когда мы выпили вина, он заговорил:

– Синухе, мы знаем тебя и следили за всеми твоими шагами, нам известно, что ты сердечно любишь неправедного фараона и что его ложный бог тебе не вовсе чужд, как нам хотелось бы. Смею, однако, тебя уверить, что в его боге нет решительно ничего, чего не было бы в Амоне, тем более что ненависть и преследования фараона очистили Амона и сделали его еще могущественнее. Но я обратился к тебе не ради обсуждения божественных предметов, я обращаюсь к тебе как к человеку, безвозмездно лечащему бедных, как к египтянину, любящему Черную землю больше Красной. И вот я говорю тебе: фараон Эхнатон – это проклятие на голову бедного народа и разорение для всего Египта, и поэтому он должен быть свергнут, пока чинимое им зло не разрослось до таких размеров, когда его нельзя будет извести, даже пролив кровь.

Я отпил вина и ответил:

– Все боги похожи друг на друга и изрядно надоели мне, но бог фараона Эхнатона совсем другой и отличается от всех, какие только ни бывали на свете. У него нет изображений, и пред ним все люди равны, все одинаково значат для него, будь то бедняк, раб