Читать книгу - "Слухи, образы, эмоции. Массовые настроения россиян в годы войны и революции (1914–1918) - Владислав Аксенов"

В предыдущих разделах были рассмотрены образы власти и войны в устном и письменном пространстве деревни и города. Противопоставление устного и письменного образа не сводится исключительно к проблеме способа фиксации информации, так как в устной и письменной культурах образы различаются особенностями функционирования. Устная среда в большей степени динамична и менее структурирована, поэтому подвержена случайным, иррациональным формам сообщений, письменная, наоборот, тяготеет к более статичной структуре и оперированию рациональным, фактическим знанием. Однако в условиях общего информационного кризиса, падения доверия к властям, невротизации общества происходило смешение устной и письменной культур, слухов и фактов, рациональной и иррациональной информации.

Вместе с тем исследование массового сознания и массовых настроений населения будет неполным без учета визуальных образов. Устная и письменная речь являются формами вербального общения, которое подразумевает артикулирование определенных категорий. При этом в некоторых случаях участники дискурса по тем или иным причинам затруднялись артикулировать собственные ощущения, отношение к тем или иным явлениям. Способы невербальной коммуникации, к которым относится визуальная информация, позволяют выйти за ограничительные рамки слова.

Разные психологические направления признают большую роль образов в процессах восприятия и мышления, связывая это с тем, что окружающая реальность дана человеку в предметной форме, поэтому когда речь не идет об абстрактных понятиях, восприятие формы предшествует восприятию содержания или значения, имеющих вербальное выражение. Некоторые формы-образы закреплены в подсознании в качестве архетипов и вызывают при определенных условиях стандартные реакции. Обращение к образно-архетипической природе крайне важно для изучения особенностей массового сознания, а также массовых настроений, так как в ряде случаев образы оказываются проекцией человеческих эмоций. Именно приоритет чувственно-эмоционального восприятия событий над рассудочно-логическим, свойственный представителям художественной интеллигенции, обеспечивает искусству прогностическую функцию, проявляющуюся зачастую тогда, когда пасует разум.

Изобразительная продукция, которая была как результатом пропагандистских кампаний, способом официальной репрезентации образов войны и власти, так и формой стихийного народного творчества, создает собственное пространство образов и смыслов, дополняющих общее семиотическое пространство Первой мировой войны.

Наряду с массовой изобразительной продукцией, отражающей психологические изменения в обществе, реагирующей на динамику отношения современников к определенным событиям политической истории и ее акторам, нельзя не обратить внимания и на авторские художественные произведения, выражавшие индивидуальную позицию художника. Тем не менее проблема соотношения коллективного и индивидуального начала во многом условна, так как любой автор является членом общества и подвержен влиянию со стороны общественного мнения, коллективных настроений, а потому в его работах также отражаются характерные для эпохи черты и тенденции.

Визуальные произведения, так же как информация, передававшаяся в устной и письменной форме, будут рассматриваться как тексты, имеющие внешние и внутренние связи, структуру, что позволяет провести их декодификацию и интерпретацию. Для этого важно рассмотреть изображения с применением разноуровневого подхода: на иконографическом уровне выявить характерные приемы, формы, создающие первичную структуру изображения, на иконологическом — выяснить символическое содержание произведения, на семиотическом — рассмотреть дискурсивную структуру визуального текста-сообщения и его взаимодействие со зрителем. Исследование визуального документа, таким образом, выходит за рамки классического искусствоведения или — тем более — истории искусства и оказывается в области антропологии образов. На рубеже ХХ и XXI вв. именно об этом писали Дэвид Фридберг и Ханс Белтинг — видные протагонисты антропологического поворота^[1508], — а еще раньше — основоположники иконологии Аби Варбург и Эрвин Панофски.