Читать книгу - "Тяжелые времена - Хиллари Клинтон"

Несмотря на то что Китай и Россия в принципе согласились с тем, что нельзя допустить того, чтобы Иран создал или стал обладать ядерным оружием, они не были готовы предпринять какие-либо шаги, чтобы остановить его.

Тем не менее я верила в то, что, несмотря на сопротивление, которое нам оказывали, стоит попытаться преодолеть выдвинутые возражения и убедить Совет Безопасности в необходимости новых жестких санкций. В течение весны 2010 года мы активно работали над тем, чтобы увеличить количество голосов в поддержку нашей идеи. Я полностью погрузилась в эту работу, прилагая масштабные дипломатические усилия. Это напомнило мне закулисные переговоры в сенате с хитроумными политическими играми, выкручиванием рук, пересчетом голосов, воззваниями (попеременно) то к принципам, то к собственным интересам и практикой жестких политических курсов, которая существовала при принятии большинства законопроектов.

Несмотря на то что основное внимание уделяется пяти постоянным членам Совета Безопасности, поскольку у каждого из нас есть право вето на любую резолюцию, в этом международном органе есть еще десять мест, которые поочередно предоставляются представителям других стран. Их назначает Генеральная Ассамблея сроком на два года. Для того чтобы Совет Безопасности принял резолюцию, необходимо не только избежать применения права вето, но и получить поддержку девяти голосов из пятнадцати. Именно поэтому мнение таких менее значимых и временных членов Совета Безопасности, как Уганда и Ливан, также весьма важно. С учетом этого фактора в течение четырех лет я потратила много времени на то, чтобы привлечь на свою сторону те страны, которые обычно не играют значительной роли в международных делах, но чей голос мог, как я полагала, пригодиться в решающий момент. Одним из таких государств была, к примеру, Тоголезская Республика.

Заручиться поддержкой девяти из пятнадцати по-разному непредсказуемых членов Совета Безопасности представлялось трудной задачей. Во время одного из моих совещаний в тот период с британским министром иностранных дел Дэвидом Милибэндом он высказал мнение, что недостаточно было убедить Китай не налагать вето на нашу резолюцию в Совете Безопасности ООН. Нам необходима была также поддержка других стран, еще не определившихся в своем решении.

— В противном случае существует опасность того, что результат голосования будет не в нашу пользу, — сказал он. — Если Нигерия, Уганда, Бразилия и Турция воздержатся, то мы потеряем их голоса.

По моим расчетам, мы не должны были потерять голоса Уганды или Нигерии. Другое дело — Бразилия и Турция.

— Кроме того, у нас до сих пор нет точного ответа на вопрос, отдаст ли Россия свой голос в поддержку резолюции, если Китай воздержится, — продолжил Дэвид.

— Мы считаем, что она отдаст свой голос в поддержку, — ответила я, — но это может произойти за счет смягчения требований резолюции.

Наш диалог продолжался в том же духе.

В середине апреля я сделала деловое предложение президенту Уганды Йовери Мусевени. Ахмадинежад должен был прибыть в Уганду на следующий день в рамках своих дипломатических усилий обеспечить противодействие попыткам ввести против Ирана новые санкции. Для меня было крайне важно переговорить с Мусевени первой, чтобы добиться его согласия. Мне играло на руку то, что была знакома с ним с 1997 года, когда я впервые побывала в его стране, а также то, что мы с мужем с тех пор поддерживали с ним связь. Я напомнила ему, что администрация президента Обамы прилагала все усилия для налаживания сотрудничества с Ираном, а международное сообщество сделало Тегерану весьма выгодное предложение. Но Иран отверг все наши инициативы, бросив вызов международному сообществу, и продолжил обогащение урана еще более интенсивно, чем ранее. Я также предупредила, что если мы потерпим неудачу в наших дипломатических усилиях, то это может привести к военным действиям, которые никто не хотел бы начинать. Это должно было стать убедительным аргументом для многих стран, колебавшихся при принятии решения.

— Мы хотим, сотрудничая с вами, послать Ирану четкий сигнал и продемонстрировать, что у него еще есть время изменить свое поведение, — сказала я.

Мусевени вел себя осмотрительно.

— Я скажу [Ахмадинежаду] две вещи, — сообщил он. — Во-первых, мы считаем, что все страны имеют право на доступ к ядерной энергии для производства электричества и для других целей. Во-вторых, мы категорически против распространения ядерного оружия. Это заявление я сделаю, зачитывая свою речь на банкете. Я настойчиво попрошу его, если ему нечего скрывать, дать возможность международной инспекции провести необходимые мероприятия на территории Ирана.

Я особо подчеркнула следующий момент:

— Если вы попросите своих экспертов ознакомиться с докладом МАГАТЭ, в котором все подробно описано, то вам станет ясно, что имеются все основания для соответствующих подозрений.

— Я согласен с вами, — ответил он. — Если у Ирана появится ядерное оружие, это будет означать, что Саудовская Аравия и Египет должны будут предпринять аналогичные шаги. Это напрямую касается нас, и мы не можем одобрять такое развитие событий. Мне нужно будет организовать с президентом откровенный разговор.

В итоге Уганда проголосовала в поддержку санкций против Ирана.

Как справедливо заметил Милибэнд, основную роль при голосовании играл Китай. Если бы мы могли убедить Пекин поддержать нас, остальные члены Совета Безопасности, вероятно, последовали бы его примеру. Сьюзен Райс и ее команда в Нью-Йорке работали с другими делегациями, чтобы убедить их поддержать резолюцию. Китай и Россия все время пытались смягчить выдвигавшиеся к Ирану требования. Мы пошли на некоторые уступки, но не видели смысла в принятии очередной бесполезной резолюции. В апреле президент Обама пригласил мировых лидеров в Вашингтон на саммит по ядерной безопасности. Он воспользовался возможностью пообщаться с президентом Китая Ху Цзиньтао[76]для того, чтобы обсудить проблему, связанную с Ираном. Я слышала, как два президента обсуждали аспекты этого вопроса в кабинете рядом с главным конференц-центром. У Китая были обширные торговые связи с Тегераном, он также зависел от иранской нефти, которая была необходима для обеспечения быстрого промышленного роста страны. Президент Ху Цзиньтао был согласен с тем, что Иран не должен получить ядерное оружие, однако он относился с подозрением ко всем слишком агрессивным, с его точки зрения, шагам. Наконец оба президента договорились о «существенных» мерах, не уточнив, однако, что именно это означает.

Спустя некоторое время я связалась с китайским государственным советником Дай Бинго. Китай по-прежнему противодействовал согласованию важных вопросов в проекте резолюции о санкциях, особенно тех, которые касались финансов и банковской деятельности, непосредственно связанной с незаконными ядерными разработками Ирана.

— Должна отметить, что действия Китая, несмотря на определенную помощь с его стороны, по-прежнему не соответствуют уровню взаимных усилий, которые мы ожидали после беседы президента Ху Цзиньтао с президентом Обамой, — сказала я Дай Бинго. — Если мы хотим снизить растущий риск возникновения конфликта в регионе и обеспечить возможность для политического маневра, то мы должны действовать быстро и сообща.