Читать книгу - "Исследование истории. Том I - Арнольд Тойнби"

Во-первых, ни сам Гильдебранд, ни его сторонники никогда не пытались — ни до, ни после постановления 1075 г. — отрицать, что светские власти имеют законное право участвовать в процедуре избрания должностных лиц Церкви, включая самого папу. Во-вторых, на протяжении тридцати лет, предшествовавших 1075 г., папский престол действовал рука об руку со Священной Римской империей в старом конфликте по поводу последствий внебрачного сожительства и симонии. Следует признать, что взаимодействие с Империей при решении этих задач приостановилось и не достигло своей цели после смерти Генриха III и во время малолетства его сына, а после того как Генрих IV достиг совершеннолетия в 1069 г., его поведение было неудовлетворительным. Именно в этих обстоятельствах папство начало проводить политику ограничения и запрещения вмешательства светской власти в распределение церковных должностей. Быть может, эта политика была оправданна, но следует признать, что это был шаг почти революционный по своему характеру. Если бы, несмотря на все провокации, Гильдебранд воздержался и не бросил вызов в 1075 г., вероятно, хорошие отношения могли бы быть восстановлены. Трудно освободиться от впечатления, что Гильдебранд поддался соблазну нетерпимости, которая является одним из отличительных признаков ϋρβις (необузданности), и от дальнейшего впечатления, что к благороднейшим из его мотивов подмешивалось желание отомстить имперской власти за унижение вырождающегося папства на соборе в Сутри в 1046 г. Это последнее впечатление усиливается благодаря тому факту, что Гильдебранд по принятии папской тиары принял имя Григория, которое прежде носил папа, смещенный тогда с папского престола.

Поднятие нового вопроса об инвеституре с той воинственностью, которая неизбежно должна была привести к столкновению между Империей и папством, было гораздо рискованнее ввиду того, что этот третий вопрос оказался гораздо менее очевидным, чем два других, по поводу которых обе власти еще так недавно сходились во взглядах.

Один источник двусмысленности возник из того факта, что ко времени Гильдебранда установилось такое положение, при котором для назначения на церковную должность епископского ранга требовалась согласованность нескольких различных партий. Одним из первых правил церковной дисциплины являлось то, что епископ должен был избираться духовенством и народом своей епархии и рукополагаться кворумом епископов своей области. И светская власть никогда, ни в какое время — с тех пор, как этот вопрос был поднят впервые в связи с обращением в христианство Константина, — не пыталась узурпировать обрядовые прерогативы епископов или же отрицать, во всяком случае в теории, избирательные права духовенства и народа. Роль, которую светская власть играла de facto (не затрагивая вопроса о том, какой могла быть ситуация de jure), заключалась в выдвижении кандидатов и использовании права вето в выборах. Гильдебранд сам определенно признавал это право не один раз.

Кроме того, к XI столетию традиционные доводы для осуществления некоторой степени светского контроля над церковными должностями усилились благодаря соображениям практического плана. Духовенство в течение долгого времени и во все возрастающей степени выполняло не только церковные, но и светские обязанности. К 1075 г. весьма значительная часть гражданской администрации в западно-христианском мире находилась в руках церковников. Они обладали властью благодаря системе феодального владения, так что освобождение духовенства от светской инвеституры повлекло бы за собой отмену подсудности светским властям больших площадей их же собственных земель и превращение Церкви не только в церковное, но и в гражданское imperium in imperio^[720]. Бесполезно говорить о том, что эти гражданские обязанности могли бы быть переданы светским администраторам. Обе конфликтующие стороны прекрасно осознавали, что светского персонала, способного исполнять подобного рода обязанности, не существовало.

О значительности поступка Гильдебранда в 1075 г. говорят размеры той катастрофы, которая явилась его следствием. В вопросе об инвеституре Гильдебранд поставил на карту весь нравственный авторитет, который папство приобрело в течение тридцати предыдущих лет. Его власть над сознанием Plebs Christiana^[721] в трансальпийских владениях Генриха IV была достаточно велика в соединении с силой саксонского оружия, чтобы привести императора в Каноссу^[722]. Однако, хотя Каносса и смогла нанести по имперскому достоинству удар, от которого оно так никогда до конца и не оправилось, ее последствием явился не конец, но возобновление борьбы. Пятьдесят лет конфликта привели к разрыву между папством и Империей, разрыву слишком широкому и слишком глубокому, чтобы можно было восстановить его каким-либо политическим компромиссом по одному из тех частных вопросов, в связи с которым этот конфликт возник. Спор по поводу инвеституры уже давно разложился в своей могиле после конкордата 1122 г.^[723], однако враждебность, порожденная им, продолжала оставаться в силе, находя всегда новые предметы для разногласий в жестких человеческих сердцах и упрямстве человеческих амбиций.

Мы так долго рассматривали решение Гильдебранда 1075 г., поскольку полагаем, что оно явилось решающим событием, обусловившим весь дальнейший ход истории. Опьяненный победой, Гильдебранд направил институт, который сам воздвиг из глубин бесчестья до вершин нравственного величия, по ложному пути, и уже никто из его наследников не смог вернуться на истинный. Нет нужды продолжать эту историю дальше в подробностях. Понтификат Иннокентия III (1198-1216) был «веком Антонинов» или «бабьим летом» Гильдебрандова папства. Однако этот папа был обязан своим преимущественным положением случайным обстоятельствам, таким как продолжительное малолетство в роду Гогенштауффенов. Его деятельность просто является иллюстрацией того факта, что великолепный администратор может оказаться недальновидным государственным деятелем. За этим последовали папская война с Фридрихом II и его отпрыском, трагедия в Ананьи, которая явилась грубым ударом светской власти в ответ на Каноссу, Авиньонское пленение пап и Великий раскол, неудачная попытка Соборного движения, обращение Ватикана в язычество в эпоху итальянского Возрождения, раскол католической Церкви во время Реформации, нерешительная, но жестокая борьба, начавшаяся Контрреформацией, духовное ничтожество папства в XVIII столетии и его активный антилиберализм в XIX.