Читать книгу - "Рим, проклятый город. Юлий Цезарь приходит к власти - Сантьяго Постегильо"

проклят вовеки. Никогда, никогда. Я никогда не отдам Юлию Помпею. Мне все равно, что будет дальше – смерть, изгнание или позор, – но я никогда не отдам ему Юлию. Никогда.

Liber quartus[116]

Клятва на крови

XC

Слова Юлии

Общественный дом, жилище семьи Юлиев

59 г. до н. э.

После ухода Помпея и его приспешников безутешно стенавший Цезарь притих, и в атриуме дома Юлиев воцарилась тишина.

Лабиен и Бальб переглянулись, поняв друг друга без слов.

Наконец первый нарушил молчание:

– Пора домой. Это был очень… нелегкий день, и ты, наверное, хочешь… вы все хотите отдохнуть. Завтра встретимся на Форуме и спокойно все обсудим. Найдутся и другие решения. За ночь мы успокоимся и к утру что-нибудь придумаем.

Бальб встал, делая вид, что полностью согласен с Лабиеном, но, вообще-то, смотрел в будущее без воодушевления: Помпей хотел именно того, о чем просил, брак с Юлией был для него залогом спокойствия, и он готов был преградить Цезарю доступ к вожделенным провинциям. Благодаря двойной игре, в которую вовлекли Цицерона, он приобрел в Сенате достаточный вес и еще долго сможет ставить препоны начинаниям Цезаря. Однако, видя, как расстроен и разъярен хозяин дома, Бальб предпочел удалиться молча. Лабиен прав, по крайней мере, в одном: сейчас не время обсуждать произошедшее с Цезарем. Никто не заставит его изменить мнение.

– Я тоже пойду, – сказал Квинт Сервилий, чтобы члены семьи Юлиев могли обсудить насущные дела между собой.

В атриуме, среди опрокинутых столов, разбросанных по полу подносов и луж вина, остались Цезарь, Юлия, Аврелия и юная Кальпурния.

Аврелия размышляла, растянувшись на ложе. Помпей потребовал того, что Цезарь никогда ему не отдаст: самого любимого человека, плоть от плоти, кровь от крови. Она уже не раз объясняла Цезарю, что Рим таков, каков есть, и не стоит убаюкивать себя мечтами, но все равно не представляла, как склонить его к согласию. Вряд ли Помпей осмелится обидеть Юлию, женившись на ней, – по сути, Юлия была всего лишь залогом того, что Цезарь не восстанет против Помпея. Но сыну потребуются нечеловеческие усилия для подобной жертвы – отдать свою девочку главному противнику. Юлия так походила на Корнелию, что тяжело было даже вообразить ее в руках Помпея. Аврелия не находила слов, чтобы образумить сына. Впервые в жизни она чувствовала себя бессильной.

А восемнадцатилетняя Кальпурния, напуганная предложением Цезаря развестись с ней и жениться на дочери Помпея, надеялась, что все уладится само собой, без ущерба для ее положения. Несмотря на творившееся вокруг безумие, Цезарь неизменно проявлял к супруге теплоту и сердечность, а свекровь и падчерица обходились с ней как с родной. В их доме Кальпурния чувствовала себя своей. Не зная, что сказать, она сделала самый благоразумный выбор: молчание.

И тут произошло то, чего никто не ожидал.

Заговорила Юлия.

Громко и отчетливо.

На протяжении всего разговора между отцом и Помпеем она молчала из уважения к отцу – ее будущее определял pater familias. Но, оказавшись в семейном кругу, она заговорила. Ей было двадцать два года. Она была женщиной. Юной и прекрасной. В римском мире ее мнение ничего не стоило. Но римляне не ведали, что для Юлия Цезаря мнение дочери значило очень много.

Так или иначе, слова Юлии потрясли всех.

– Я хочу выйти за Помпея, отец.

Цезарь застыл посреди атриума, глядя на нее с открытым ртом.

Аврелия молчала, не отрывая взгляда от причудливых очертаний винных луж на полу. Сейчас встревать точно не стоило.

– Здесь я решаю, за кого ты выйдешь или не выйдешь замуж, – возразил Цезарь. Дочь могла повести себя как угодно, но такого он не ожидал. – И я не отдам тебя моему злейшему врагу, презренному и подлому человеку. Заключать соглашения в Сенате о поддержке Помпея во время похода против пиратов или Митридата или продвигать нужные ему законы, выторговав что-нибудь взамен, – это совсем другое. А на такое я не пойду никогда. Я не отдам ему свою дочь, что бы он ни предлагал мне взамен, чем бы ни угрожал. Ты не выйдешь за Помпея. Только через мой труп. – Он посмотрел ей в глаза. – Да, в Риме все покупается и продается, но моя дочь не будет разменной монетой. Мне все равно, сколько за тебя предложат.

Аврелия подняла брови и вздохнула. Это означало, что ее сын перестает участвовать в государственных делах и, скорее всего, отправится в новое изгнание, – как заметил Помпей, на нем по-прежнему висели долги. Не получив северные провинции и войско, не начав нового похода, с долгами он не рассчитается никогда.

И тут Юлия поразила его еще больше:

– А если бы я была твоим сыном, а не дочерью?

Цезарь наморщил лоб:

– Ради Геркулеса, мне сейчас не до пустой болтовни. Будь ты моим сыном, ты не могла бы выйти за Помпея. Не понимаю, куда ты клонишь.

– Я хочу сказать, отец, что, будь я сыном, ты вел бы себя иначе. И я скажу тебе, что бы ты сделал.

– Нелепый разговор! – Раздраженный Цезарь повысил голос. – Мне нужно думать о делах, а не болтать о всякой чуши.

Но тут заговорила Аврелия – во второй раз после ухода Помпея.

– Дай ей выговориться, – велела она.

Впервые она отметила про себя, насколько умна внучка, в тот день, когда девочка ловко разгадала послание Цезаря с восточного острова, где его держали в плену пираты. Она была убеждена, что Юлия не только разбирается в тайнописи, но и лучше ее самой читает мысли Цезаря. Между отцом и дочерью была особая связь. Вот почему Аврелия повторила:

– Дай ей выговориться.

Цезарь вздохнул и вытянул правую руку ладонью вверх, давая дочери слово, хотя ему это казалось пустой тратой времени. Он устроился на ложе и опять вздохнул.

– Будь я твоим сыном, – начала Юлия, – ты не оставил бы меня в Риме, отправившись в военный поход. Когда-нибудь тебе наконец отдадут Иллирию или Цизальпийскую Галлию и у тебя появится вожделенный военный империй, в котором Сенат постоянно тебе отказывает. Будь я сыном, ты забрал бы меня с собой. Ты с детства водил бы меня на Марсово поле и обучал военному делу, ты не велел бы мне быть осторожной, чтобы не пораниться и не покалечиться. Да, отец, когда у тебя появились бы легионы, ты взял бы меня с собой, а если бы началась война, ты забрал бы меня на войну и в сражении не прятал в тылу,