Читать книгу - "Кавказская война - Ростислав Фадеев"

Считая необходимым объединение в руках дворянства местного управления, то есть, как мы сказали выше, избрания целей, средств и деятелей, мы вовсе не желаем, чтобы другие сословия лишились голоса в делах, прямо касающихся их польз. Такое лишение было бы противоречием русской истории, чуждой сословного преобладания, создавшей наследственное культурное сословие как орудие, а не как цель общегосударственной жизни. Кроме того, что себялюбие сословное, как и личное, должно быть обуздано законом, мы полагаем также, что никого нельзя благодетельствовать против его воли. Потому мы не только считаем необходимым сохранение городского и сельского самоуправления (распространяя первое на самые маленькие городки и ставя последнее не под произвол, а лишь под руководство образованного общества), но полагаем также, что голос в местном самоуправлении должен принадлежать по праву каждой группе людей, связанных взаимными интересами, — не одной земледельческой общине или известному числу земледельцев данной местности, но также всякому значительному промыслу, желающему заявить о своих сборных потребностях. Тем не менее в благоустроенном обществе обширность права голоса (если можно так выразиться), круг предоставляемых ему вопросов, должен соответствовать его умственному кругозору, иначе самоуправление обращается в ложь и в интригу, вопросы голосуются бессознательно, как ныне. Нельзя облагать земскими сборами без собственного согласия, — разве количество или предмет этих сборов постановлены законом, — но тогда дело будет идти не об обложении, а о разложении. Самая видимая польза какого-либо общественного расхода нисколько не устанавливает его законности, если он превышает средства плательщиков или не соответствует их понятию о пользе, многое кажется необходимым англичанину, в чем русский крестьянин не видит никакой надобности и нисколько не сочтет себя счастливым, если ему станут насильно навязывать английские потребности. Прежде чем жить хорошо, надо быть в состоянии прожить как-нибудь; а потому обязанность высшего сословия, в руки которого отдано управление, состоит, в подобном случае, в том лишь, чтобы убеждать, а никак не принуждать местных плательщиков. С другой стороны, как мы уже говорили, каждый сборный интерес должен иметь право заявлять о своих нуждах перед управлением; он имеет также естественное право, думаем, ставить свое согласие на требуемые от него жертвы в зависимости от удовлетворения заявляемым им нуждам. В обоих отношениях и для обеих целей нынешние всесословные земские собрания необходимы в местном самоуправлении, только, полагаем, не с той задачей и отчасти даже не в том виде, какие им даны. Первая слишком широка для них, второй — слишком узок. Назначение их должно бы состоять исключительно в утверждении земских налогов, рассмотрении денежной отчетности, заявлении об общественных нуждах и выборе лиц, распоряжающихся общественными суммами; без последнего условия контроль собрания над своим местным бюджетом не может стать действительным. Но выбор должностных лиц, облеченных исполнительной властью во всех других отношениях, пользующихся правами полиции, суда и нравственного надзора за населением, так же как правом вести сношения с высшими инстанциями о местных потребностях и об общих вопросах, должны, естественно, принадлежать просвещенному собранию ценсового дворянства и лиц, допущенных им в свой круг; вести управление в прямом значении этого слова могут лишь выборные дворянства.

Что касается состава земского собрания, правильно представляющего уезд, то он определяется самим кругом его деятельности и справедливостью, требующей уравнения всех плательщиков в установлении и несении налога, независимо от их званий; место в собрании должно бы оставаться по праву за всяким ценсовым имуществом в уезде, кому бы оно ни принадлежало: землевладельцу ли, общине ли, городскому ли владельцу или капиталисту. Мы совершенно согласны с князем Васильчиковым в том отношении, что каждая крестьянская община есть такой же землевладелец, как и всякий другой. Но едва ли настоит надобность в представительстве дробных имуществ сборными голосами. Мы не станем обсуждать этого вопроса, относящегося к подробностям; но можно заметить следующее: когда имущественные интересы ограждены, с одной стороны, крупными владельцами, а с другой — крестьянскими общинами, то из-за чего принуждать мелких собственников тратиться на выборы? Было бы другое дело, если б наши общинники поделились, — в этом случае они посылали бы выборных от волости; но этого еще нет и не предвидится скоро. Хотя собственно земское собрание должно представлять, по нашему пониманию, только денежные интересы, а не местную власть, но оно все-таки окажется прочнее, будет охранительнее и расчетливее, состоя из лиц, представляющих свои собственные, а не сборные и чужие выгоды. С сохранением земских собраний, хотя бы в несколько измененном против нынешнего состава, переход к новому виду самоуправления совершился бы легко и был бы мало заметен для народа, что также важно. Для первого раза было бы достаточно перенести выборы должностных земских лиц, кроме заведующих общественными суммами, в дворянское собрание.

Самоуправление осуществимо только в уезде. Нынешняя губерния не представляет для него никаких данных; она есть единица чисто административная и дробная. Было бы иное дело, если б Россия была поделена на области более крупные, соответствующие естественным географическим или этнографическим отделам, тяготеющие каждая к своим торговым путям и к своему собственному, значительному центру, управляемые самостоятельными, близкими к престолу сановниками; такая область имела бы личность, а потому и потребность выражать ее в областном представительстве. Мы думаем, что вопрос о таком делении возбудится у нас когда-нибудь сам собой, в числе многих великих вопросов, предстоящих нам в будущем. Россия срослась слишком крепко, чтобы можно было опасаться за ее единство при какой бы то ни было самостоятельности областей, а между тем в таком обширном теле сосредоточение всей общественной и умственной жизни исключительно в одном центре невозможно без постепенного омертвления членов. Мы видим уже это омертвение на деле: вне Петербурга и Москвы русская мысль не шевелится, еще гораздо более, чем она не шевелится во Франции вне Парижа, в чем заключается одна из опаснейших болезней французского народа; при нашей же государственной обширности эта опасность еще очевиднее: затянувшись слишком надолго, она погрузит в мертвую спячку девять десятых наших духовных сил. Надо заметить также, что ни одна из наших губерний не срослась еще во что-нибудь целое, и никогда не срастется, по своей незначительности и искусственности, не допускающих самостоятельных интересов. Никто не слыхал от заволжского симбирца жалобы на то, что его обратили в самарца; поэтому новая областная перестройка государства не заденет у нас никакого существующего интереса, но несомненно создаст со временем живые сборные интересы. Но тут — вопрос будущего, никак не относящийся к нашему поколению; у ныне живущих людей есть только одна внутренняя задача, самая великая из задач: искоренить общественную разрозненность, при которой все осаждающие нас вопросы останутся навсегда мертворожденными. Мы упомянули об областном делении для того только, чтобы оговорить несостоятельность нынешних губерний в смысле единства и общегосударственного значения. Но тем не менее некоторое объединение, если не самоуправления, то по крайней мере направления уездных самоуправлений нужно и в нынешней губернии, для чего и учрежден для нее центральный орган. Кроме того, дворянство каждой губернии (одно между всеми сословиями) несколько срослось уже между собой; ему нужен общий представитель и в некоторых случаях общий съезд; уездов слишком много, чтобы каждый из них мог ходатайствовать о своих делах перед правительством. Губернский предводитель дворянства необходим как глава, представитель и ходатай сословия.