Читать книгу - "Россия против Наполеона. Борьба за Европу. 1807-1814 - Доминик Ливен"

Всего этого было достаточно для того, чтобы убедить Ланжерона отдать приказ о немедленной контратаке с целью повторного занятия позиций у Хеннерсдорфа. Рудзевич атаковал по левому флангу, Олсуфьев по центру, а корпус Щербатова впервые ввязался в бой на правом фланге. Согласно русским источникам, сила натиска и неожиданность атаки позволили выбить французов с высот без серьезного боя. Так, Псковский полк и часть корпуса Щербатова прождали в резерве целый день, пока после 4 часов пополудни им не был дан приказ о контрнаступлении. Полк наступал стремительно и как по учебнику: он атаковал батальонными колоннами, во главе которых были стрелки, а артиллерия продвигалась вперед в промежутках между колоннами. Как свидетельствует история полка, его пехота оттеснила заградительный отряд французских стрелков и начала расстреливать находившиеся за ним батальоны. В этот момент французская пехота, завидев русские колонны, собиравшиеся штурмовать ее позиции, поспешно бежала. История полка, написанная в патриотическом ключе, забывает упомянуть о том, что атаке Щербатова на Шлауп сильно помогли прусские войска, переправившиеся через Вютендер-Нейссе в тыл французам. Но в официальной русской истории кампании этот факт отмечается и отдается должное храбрости прусских войск^[672].

Для французов сражение на реке Кацбах было поражением, но не катастрофой. Что действительно превратило поражение в катастрофу, так это преследование побежденных, которое последовало за сражением. Это было, несомненно, лучшим преследованием поверженного врага, организованным в 1813 г. 26 августа Ланжерон, мягко говоря, проявил себя не лучшим образом. Его непонимание намерений Блюхера и неподчинение его приказам могло иметь катастрофические последствия. Героями дня стала пехота Йорка и Сакена и кавалерия Васильчикова. Во время преследования, однако, именно корпус Ланжерона добился наиболее впечатляющего результата. Этот факт не упоминается в описаниях, оставленных Блюхером и Гнейзенау. Конечно, Блюхеру требовалось время, чтобы забыть о нарушении субординации со стороны Ланжерона. Более того, командующий прусскими войсками имел все основания попытаться укрепить самоуважение и моральный дух ландвера, приукрасив его достижения. Однако в секретном рапорте прусское военное руководство Силезской армии не нуждалось в пропаганде. Ликуя по поводу освобождения родной провинции и уничтожения армии Макдональда, оно в своем отчете о преследовании разгромленной армии ставило катастрофу, постигшую французов, исключительно в заслугу Ланжерону^[673].

Это тоже было преувеличением, поскольку Йорк и Сакен тоже внесли свой вклад в разгром французов. В день сражения, вечером Блюхер приказал им обоим незамедлительно переправиться через Кацбах и ускорить бегство противника. Это было невозможно. Войска коалиции чрезмерно устали, Кацбах разлился в полную силу, а ночь был черна как смоль. На следующий день Йорк смог только добраться до моста и переправиться у Вайнберга, но тут же столкнулся с хорошо организованным французским арьергардом. В этом не было ничего удивительного, так как три четверти корпуса Суама в предыдущий день практически не участвовали в боях.

Тем временем попыткам Сакена воспользоваться переправами между Шмогвицем и Лигницем помешали затопленные берега, а также глубина и скорость течения реки Кацбах, которую непрерывный проливной дождь превратил в стремительный поток. Русские потеряли целый день на то, чтобы пройти весь путь до Лигница и там переправиться через Кацбах. Все это означало, что у французов было время для организации относительно упорядоченного, хотя и опасно скорого отступления. Было потеряно много солдат и скарба, но ни один крупный отряд не был отрезан или разбит. Тем не менее потери были велики. 29 августа, когда до конца отступления было еще далеко, на перекличке III корпуса выяснилось, что 930 человек погибли, 2722 ранены и 4009 пропали без вести. 3 сентября Сакен докладывал П.М. Волконскому, что с 25 августа его армейский корпус взял в плен 2 генералов, 63 офицера, 4916 солдат и захватили 50 пушек. К тому времени французы успели покинуть Силезию и отойти в Саксонию^[674].

Войска Ланжерона начали преследование французов еще до рассвета 27 августа. Их командир, несомненно, ощущал потребность исправить свои ошибки, допущенные за день до этого. Снова Рудзевич командовал авангардом, хотя теперь он был усилен полками кавалерийского корпуса барона Корфа и всеми частями 10-го корпуса генерал-лейтенанта П.М. Капцевича. Почти никто из бойцов Корфа и Капцевича не участвовал в сражении 26 августа, и поэтому они находились в приподнятом настроении. Напротив, французские войска были истощены непрестанными двухнедельными маршами, проливным дождем, скудной пищей и сражением, которое длилось целый день, и в котором замаячившая было победа внезапно обернулась поражением и изматывающим ночным маршем. Начальник штаба кавалерийского корпуса Ф.К. Корф писал в своих мемуарах: «Невозможно поверить, насколько сильно проигранное сражение и несколько сильно непогожих дней понизили моральный дух французских войск». Это чересчур резко. Даже пехота Веллингтона могла бы развалиться на части, если бы лишилась продовольственного снабжения и поддержки кавалерии и была бы вынуждена вести арьергардные бои при помощи ружей, вышедших из строя из-за дождя, обороняясь против хорошо обученной неприятельской кавалерии, которая действовала при поддержке конной артиллерии и многотысячной массы свежей пехоты. Правдой, однако, было то, что исключительно трудные дни, предшествовавшие описываемым событиям, закалили силы крепких русских солдат и ослабили молодых новобранцев наполеоновской армии. Справедливо и то, что, хотя французы отличались несравненным натиском, когда ситуация складывалась в их пользу, в неблагоприятных условиях французским войскам очень часто не хватало спокойствия, приобретенного русской пехотой в результате тренировок, и ее основательности^[675].

27 августа, когда русские нагнали французский арьергард, многие части последнего потерпели неудачу: близ Пильграмсдорфа Харьковский и Киевский драгунские полки под командованием генерала Эммануэля взяли в плен 1200 человек. На другой арьергард, под началом полковника Морана, обрушился Тверской драгунский, а также Северский и Черниговский конно-егерские полки под командованием А.Д. Панчулидзева, бывалого кавалерийского генерала грузинского происхождения. Моран дрался храбро, но из-за невозможности использовать ружья его пехотные каре просели под натиском русской кавалерии, которая атаковала одновременно с трех сторон. Поскольку пехотные арьергарды были разбиты, а французской кавалерии нигде не было видно, события грозили принять необратимый характер. Вокруг отступавших французов сновали казаки. А.Ф. Ланжерон докладывал, что уровень потерь и неразбериха в рядах противника напомнили ему о гибельном для французов бегстве от Москвы до Вислы^[676].