Читать книгу - "23 главных разведчика России - Леонид Млечин"

После Второй мировой войны Дроздов, дослужившийся до должности помощника начальника штаба артиллерийского полка, поступил в Военный институт иностранных языков. Он изучал немецкий язык на 4‑м факультете (разложение войск и населения противника). После института его взяли в КГБ. В августе 1957 года его отправили в аппарат уполномоченного КГБ при министерстве госбезопасности ГДР. Как неопытного сотрудника его хотели сделать переводчиком. Дроздов, как он пишет в своей автобиографической книге, решительно отказался. Его вызвали к уполномоченному КГБ генерал-майору Короткову.

– В чем дело? – спросил генерал.

– Прошу назначить меня на должность, близкую хотя бы по окладу той, что я занимал в армии, – твердо ответил Дроздов.

– Но вы у нас ничего не знаете, – резонно заметил Коротков.

– Так и ваши сотрудники не все знают и умеют, – не смущаясь, сказал Дроздов. – Они не могут спланировать наступление артиллерийского полка.

Уверенный в себе молодой человек понравился Короткову.

– Согласен, – сказал расположившийся к нему генерал. – Идите и работайте.

После ГДР Дроздов работал в Китае, в самые сложные годы культурной революции и откровенной враждебности, дошедшей до вооруженного столкновения на острове Даманский. В начале 1975 года начальник разведки Крючков сказал Дроздову, что Андропов предлагает ему поехать резидентом в Нью-Иорк. Его предшественник Борис Соломатин прислал в центр обширное послание, из которого следовало, что разрядка и некоторое улучшение отношений с Соединенными Штатами вредят советским интересам. Андропов решил отправить в Нью-Иорк нового человека не только проверить оценки и выводы Соломатина, но и активизировать работу.

Дроздов ввел новые правила для советских граждан, работавших в Нью-Йорке. Все дипломаты должны были заранее получить разрешение на встречу с иностранцами. Жены советских сотрудников миссии могли ходить по городу только с сопровождающими. Охранники отмечали, когда дипломаты приходят и уходят.

Аркадий Шевченко с тревогой встретил нововведения Дроздова. Ему казалось, что за ним следят. Многие годы Шевченко прожил в страхе. Пока он, готовясь к побегу, работал на ЦРУ, боялся, что сотрудники КГБ его заподозрят, силком посадят в самолет, привезут домой и расстреляют. Он был не далек от истины, с ним так бы и поступили, но к подозрительному резиденту не прислушались.

Генерал Дроздов уверяет, что сразу почувствовал: в советской колонии в Нью-Йорке есть предатель. Но если бы у него были доказательства шпионской работы Шевченко, он бы сразу получил санкцию на возвращение Аркадия Николаевича в Москву. Но в тот момент у советской разведки не было агентов внутри ЦРУ, и некому было выдать Шевченко.

Скорее всего, сотрудники резидентуры обратили внимание на разгульный образ жизни Шевченко. Он сильно пил, причем начинал с утра, разговаривал очень откровенно. Утратив обычную осторожность, ругал начальство. Перестал ходить на партийные собрания, которые для маскировки именовались «профсоюзными». Так советские люди за границей себя не ведут, решили бдительные чекисты.

На первый сигнал резидента из Нью-Иорка начальник разведки и будущий председатель КГБ Владимир Крючков не обратил внимания. Это значит, что Шевченко обвиняли не в работе на ЦРУ, а в «неподобающем поведении». Дроздов пишет в своей книге, что из центра ему даже предложили прекратить наблюдение за уважаемым человеком. Тем не менее о поведении Шевченко комитет госбезопасности поставил в известность первого заместителя министра иностранных дел Василия Васильевича Кузнецова, спокойного и невозмутимого человека. Он, в свою очередь, сообщил о подозрениях чекистов новому постоянному представителю СССР при ООН Олегу Трояновскому.

Олег Александрович тоже возразил против досрочного отзыва Шевченко. Разговор у него с Дроздовым вышел неприятный. Резидент иезуитски предупредил Трояновского, что по положению именно он отвечает за положение в советской колонии. Это, естественно, уменьшило желание Трояновского защищать кого-то из дипломатов.

После второго послания резидента генерал Дроздов написал, что Шевченко запил, не общается с людьми, все-таки решили отозвать Аркадия Николаевича в Москву. Но текст телеграммы составили так неумело, что Шевченко испугался и ушел к американцам.

Советский посол в Соединенных Штатах Анатолий Добрынин и представитель в ООН Олег Трояновский потребовали от американцев устроить встречу с Шевченко. Но это был бесполезный разговор. Два посла уговаривали его вернуться, а Шевченко повторял, что он решил остаться – и точка. Они оставили ему два письма – от жены Лины, которую уже отправили в Советский Союз, и от сына. Они призывали его вернуться к семье.

Трояновский встретился с Шевченко еще раз, повторив:

– Еще не поздно все пересмотреть и вернуться на Родину. Никаких последствий не будет.

Шевченко требовал письменных гарантий жене и детям.

– Никто не собирается вступать с вами в сделку, – сказал Трояновский, – потому что никто не будет преследовать вашу семью. Они ничего общего с вашим решением не имеют.

Сын Шевченко Геннадий, окончив МГИМО, сам работал в Министерстве иностранных дел и в момент побега отца находился в зарубежной командировке в Швейцарии. Вдруг его попросили срочно вылететь в Москву будто бы для того, чтобы передать в МИД важный пакет. Это был повод вернуть его на родину. На всякий случай вместе с ним послали сотрудника резидентуры военной разведки майора Владимира Резуна, который через несколько месяцев сам бежал на Запад и теперь больше известен под своим писательским псевдонимом Виктор Суворов.

В мае жена Шевченко покончила с собой. Она отравилась. Ее труп нашли в стенном шкафу в московской квартире. Аркадий Шевченко позвонил в советское посольство в Вашингтоне. Его соединили с послом Добрыниным.

– Скажите мне правду, – попросил Шевченко. – Что случилось с моей женой?

– Я знаю ровно столько же, сколько вы, – ответил Добрынин. – Единственный источник информации для меня – американские газеты.

Шевченко был заочно приговорен Верховным судом РСФСР к высшей мере наказания с конфискацией имущества, поэтому из квартиры забрали все ценное.

Его сыну Геннадию пришлось сменить фамилию и отказаться от отчества. Тогда его взяли на работу в Институт государства и права Академии наук.

После ухода Шевченко к американцам перебежал еще один советский сотрудник секретариата ООН. Летом 1978 года в Нью-Иорк прилетел заведующий отделом ЦК КПСС по работе с загранкадрами и по выездам Николай Михайлович Пегов. Для высокопоставленного чиновника это была легальная возможность съездить за границу.

Пегов вызвал Дроздова на беседу, сказал укоризненно:

– Опять у вас, Юрий Иванович, ушел сотрудник. Что-то неладно у вас здесь.

Дроздов обиженно сказал, что сотрудник ушел не «у меня», а «у нас». И в свою очередь напомнил, что бежавший сотрудник не прошел спецпроверку, но высокие покровители обеспечили ему выезд за рубеж.