Читать книгу - "История жены - Мэрилин Ялом"

Но такая жестокая насмешка над отношениями между двумя мужчинами не сравнится с картиной гетеросексуального брака, которую Ювенал рисует в «Шестой сатире», посвященной римским женам. Между описаниями опасностей брака и радостей мужской любви Ювенал вопрошает: «Разве не лучше тебе ночевать хотя бы с мальчишкой? / Ночью не ссорится он, от тебя не потребует, лежа, / Разных подарочков…»^[48] У Ювенала римские жены были ответственны за всевозможные предательства и разврат, а брак был не более чем «недоуздкой», в которую мужчина протягивает «глупый свой рот».

Что же касается однополых союзов между женщинами, у нас нет оснований не верить, что римские писатели были знакомы с таким явлениям и безусловно отвергали его как «безобразное, незаконное, безнравственное, противоестественное и постыдное»^[49]. Хотя римская культура была относительно толерантна к эросу между мужчинами, она была безусловно враждебна по отношению к трибадам – так римляне называли лесбиянок. И все же женская гомосексуальнось была столь же значимой частью жизни римского общества, как и мужская, – свидетельством тому обильная критика, которой сопровождают ее такие писатели I и II веков, как Сенека, Марциал и Ювенал.

Римские врачи склонны были считать женский гомоэротизм недугом, который проявлялся в мужеподобности. Соран Эфесский, выдающийся греческий врач, который трудился в Риме во II веке н. э., полагал, что причина такого физического состояния – увеличенный клитор. Поскольку увеличенный клитор можно было сравнить с пенисом, полагали, что такая женщина занимала «активную» позицию по отношению к мужчине, а не «пассивную», которая считалась естественной для женщин. Чтобы проверить это, Соран и другие доктора проводили хирургическую процедуру, называемую клиторидэктомией. Ее и сегодня осуществляют в мусульманских странах, таких как Египет и Судан, несмотря на протесты медиков и борцов за женские права.

Нас не должно удивлять то, что к мужским гомосексуальным практикам в Риме относились терпимо, в то время как женские замалчивались. У мужчин в древности просто было больше свобод, чем у женщин – во всех отношениях, включая поведение, которое христиане, моралисты и психиатры называли соответственно «грехом», «ненормальностью» и «отклонением от нормы». На протяжении по меньшей мере пяти сотен лет мужчины-литераторы от Платона до Плутарха относились к лесбийским отношениям строго отрицательно, продолжая обсуждать прелести мужской гомосексуальности и гетеросексуальной любви. Трактат «Об Эроте» Плутарха кратко и лаконично отражает все этапы этой дискуссии.

Защитник гомосексуальности здесь заявляет, что «у истинного Эрота нет ничего общего с гинекеем… ‹…› Эрот подлинный только один, обращенный к мальчикам». Он сравнивает любовь юноши с мужскими добродетелями – философией и борьбой – и принижает значение «Эрота… близкого к женским уборам и ложам, ищущего изнеженности, развращенности и недостойных мужа наслаждений»^[50]. Такой подход в Римской империи является отголоском классической Греции, где мизогиния и пренебрежительное отношение к женщинам были в порядке вещей.

Но доходя в диалоге Плутарха до апологии любви в браке, мы понимаем, что со времен расцвета греческой цивилизации что-то изменилось. На гетеросексуальную интимность начали смотреть в более положительном ключе. Вместо того чтобы исключать супружеские удовольствия как низшую форму любви, ее защитник безапелляционно заявляет, что для супругов сексуальные отношения – «источник дружбы, как приобщение к великим таинствам». Он говорит о «доверии и приязни» и «светлой и завидной дружбе», которая развивается между супругами. И, отвергая пять веков высококультурной традиции любви к юношам, защитник брака настаивает на том, что нет более восхитительного союза, чем тот, который осенил «Эрот, присутствующий в брачном общении». Примечательно, что «Об Эроте» заканчивается гетеросексуальной свадьбой, на которую приглашаются все персонажи.