Читать книгу - "Похищение Эдгардо Мортары - Дэвид Керцер"

Ваше Высокопреосвященство,

еврей Момоло Мортара, уроженец Реджо, обращается к Вашему Преподобному Преосвященству с глубочайшим почтением, оказавшись перед необходимостью прибегнуть к неисчерпаемой доброте Его Святейшества, Папы Пия IX как безутешный отец и муж, нуждающийся в его высшей предусмотрительности, и, не зная, как подступиться к его Августейшему Престолу со своей нижайшей мольбой, счел возможным направить ее в подначальное вам Высокое Министерство.

В придачу к длинному письму, адресованному папе, кардинал Антонелли получил экземпляр письма, которое в тот же день пришло отцу Фелетти. Все еще не зная, кто именно крестил Эдгардо и когда это произошло, семья Мортара не могла оспаривать фактическую сторону дела. Вместо этого они прибегали к доводам более общего характера. Они просили инквизитора подумать о той ценности, какой в каноническом праве наделяются отцовские права, в частности potestà paterna, или законное право отца на собственных детей. Даже если Эдгардо действительно кто-то крестил, говорилось в прошении, ему следует разрешить пребывание в родительской семье до тех пор, пока он не достигнет разумного возраста, а уже тогда он сам решит, «оставаться ли ему в лоне отцовской религии или же перейти в христианство».

Письмо к папе, под которым стояла подпись одного только Момоло, было намного длиннее, так как, помимо обоснования канонических доводов в пользу возвращения сына в семью, там описывалась мучительная сцена захвата Эдгардо. Сделано это было в надежде на то, что добросердечный папа, узнав о жестоких страданиях, обрушившихся на родных мальчика, непременно придет им на помощь.

Письмо начиналось (после обязательных формул, смиренно выражавших почтение) с рассказа о событиях, которые произошли поздним вечером 23 июня. Нас «в единый миг словно громом поразило», писал Момоло. Марианна, убитая горем, позднее вернулась к своим родным в Модену, где продолжала оставаться «во власти тяжелой болезни, вызванной тревогой». Далее в письме Момоло к папе говорилось: «Полиция вырвала ошеломленного мальчика из рук отца и увезла его в столицу. Для меня непереносима сама мысль о том, что ребенка можно вот так отрывать от родителей». Без сомнения, писал он, за всем этим скрывается какое-то недоразумение, какая-то ошибка. В заключение письма Момоло возносил хвалу папе и выражал веру (в надежде на прославленную доброту понтифика) в то, что тот поможет вернуть ребенка горюющим родителям^[45].

Письменная жалоба, поданная отцу Фелетти, не возымела никакого действия: инквизитор сообщил семье Мортара, что дело уже не в его руках. Теперь надежда оставалась только на Рим, но там все обстояло гораздо сложнее. Взявшись всячески помогать семье Мортара в официальных сношениях с Ватиканом, руководитель еврейской общины в Риме Сабатино Скаццоккьо сразу посоветовал болонцам не сидеть сложа руки, а докопаться до сути дела. Если Мортара не хотят терять надежду на подготовку успешной петиции, необходимо выяснить все обстоятельства предполагаемого крещения. Кто же все-таки крестил Эдгардо?

Подозрения семьи Мортара и других болонских евреев пали в первую очередь на служанок-католичек, в разное время работавших в доме. Итальянские евреи — во всяком случае, люди с некоторым достатком, позволявшим им нанимать помощниц по хозяйству, — с давних пор состояли в противоречивых отношениях с работавшими у них молодыми женщинами. Евреям приходилось подыскивать домашнюю прислугу за пределами еврейской общины не только потому, что там имелся больший выбор, но прежде всего потому, что важнейшей услугой, какую оказывали им служанки-христианки, была работа в субботние дни. Ведь, согласно религиозным заповедям, по субботам — точнее, начиная с заката в пятницу — иудеям запрещалось зажигать в доме светильники и разводить огонь, чтобы согревать жилище или готовить еду. Семья, где имелась служанка-гойка, справлявшаяся со всеми этими обязанностями по субботам, не испытывала никаких неудобств. В 1858 году в Болонье почти во всех еврейских семьях жили служанки-католички.

Однако церковные власти всегда косо смотрели на то, что христианки поступают в услужение в семьи иудеев. Свою цель церковь видела как раз в том, чтобы оградить свою верную паству от евреев, — считалось, что они могут подорвать христианское учение и сбить с пути истинной веры христиан, которые слишком сблизятся с ними. Уже в 417 году христианские правители Римской империи запретили евреям брать в услужение христиан. А долгая история многочисленных папских декреталий и инквизиторских манифестов, касавшихся евреев, — это, по сути, история бесконечных повторов и расширенных вариантов все того же запрета^[46].

Типичным примером являлся «Эдикт о евреях», выпущенный в Болонье 6 июня 1733 года, большой манифест, который прибили к дверям церквей по всей епархии. В этом манифесте, подписанном отцом де Андуйаром, доминиканским инквизитором Болоньи, перечислялись десятки ограничений, касавшихся евреев. Один из запретов гласил: «Евреям запрещается держать мужскую или женскую прислугу из числа христиан». А спустя одиннадцать дней на воротах болонских церквей вывесили несколько измененный вариант того же эдикта, на сей раз подписанный кардиналом Ламбертини — архиепископом Болонским, который сам вскоре сделается папой. Эдикт предписывал евреям возвращаться в гетто по вечерам и оставаться там всю ночь, не позволял читать Талмуд или другие запрещенные книги, предписывал «носить эмблему желтого цвета, по которой их можно будет отличать от христиан, причем обязательно носить ее всегда и везде, и внутри гетто, и за его пределами». Эдикт предостерегал, чтобы «евреи не играли, не ели, не пили и не вступали ни в какое иное близкое общение или беседы с христианами». Особенно длинный параграф обрушивался с порицанием на тех христиан, которые нанимались работать в еврейские семьи, и даже предупреждал, что каждого отца, позволившего своему ребенку работать на евреев, ждет суровое наказание, а самого ребенка — тюремное заключение.

Такое пристальное внимание к евреям в Болонье в 1733 году представляется более чем странным: ведь их изгнали из этого города и его окрестностей еще 140 лет тому назад! Там давно уже не было никакого гетто, ворота которого можно было бы запирать с наступлением ночи. Но этот эдикт был выпущен Священной канцелярией инквизиции в Риме, а местным архиепископам и инквизиторам по всей Италии поступило распоряжение вывесить у себя в епархиях собственные вариации этого декрета независимо от того, проживали там евреи или нет. Таковы были дотошность и бюрократическая логика церкви^[47].

После восстановления папского правления в 1814–1815 годах для евреев вновь стали действовать прежние ограничения, в том числе и запрет держать христианскую прислугу. Однако это был такой запрет, на который к тому времени очень часто закрывали глаза. Правда, изредка какой-нибудь особенно рьяный инквизитор или обеспокоенный епископ приказывал положить конец попустительству, и вот тогда принимались какие-нибудь меры. Например, в 1843 году в Анконе местный инквизитор издал указ, повелевавший всем женщинам-католичкам, работавшим домашней прислугой в большом городском гетто, немедленно его покинуть^[48]. Но, как правило, в середине XIX века церковные власти сквозь пальцы смотрели на этот широко бытовавший обычай. Именно так обстояло дело в Болонье, где священник церкви Сан-Грегорио — прихода, на территории которого жили семья Мортара и несколько других еврейских семей, — из года в год записывал в учетный журнал со списками прихожан имена служанок, живших в еврейских домах, с пометкой servente cattolica [ «служанка-католичка»]^[49].