Читать книгу - "Александр Дюма - Анри Труайя"

Обманутый как в своих любовных надеждах, так и в честолюбивых театральных замыслах, Александр больше не находил в жизни ни радости, ни смысла, ни удовольствия. А Мари-Луиза страдала, глядя на то, какой сын стал несчастный и неприкаянный. Только честный труд может излечить мальчика от меланхолии, решила любящая мать, и принялась усердно обивать пороги. Ее старания увенчались успехом: для сына удалось найти место младшего помощника в конторе мэтра Пьера Никола Лефевра, нотариуса из Крепи-ан-Валуа. Александр без особой радости согласился и отбыл из дома.

Место, в общем-то, оказалось неплохим: у него был кров над головой, его досыта кормили, и по вечерам он мог сколько угодно заниматься сочинительством в своей каморке, расположенной прямо над конторой. Мог-то мог, да только вдохновение его покинуло, а прежние сомнения вернулись и принялись точить юношу с удвоенной силой. Можно было подумать, будто без друга Адольфа де Левена и любимой своей Аглаи он вовсе не способен распорядиться собственной жизнью! Совершенно ясно, думал Александр, что, прозябая вдали от Парижа, никогда не сочинить чего-то такого, что можно напечатать или сыграть на сцене.

В один прекрасный день его навестил Пьер Ипполит Пайе, прежде служивший старшим помощником у мэтра Меннесона, и Александр поделился с приятелем своими любовными горестями и писательскими разочарованиями. Подумать только, мэтр Лефевр – человек, впрочем, во всех отношениях превосходный – завтра уедет в Париж, где собирается пробыть целых три дня, а он, Александр, который уже совершенно извелся, пропадая здесь, в этой глуши, должен все это время изнывать от тоски, переписывая скучнейшие брачные контракты и завещания! Но пока «неудачник» жаловался на судьбу, ему пришла в голову удивительная мысль. А почему бы ему не воспользоваться этой – будь она благословенна! – отлучкой мэтра Лефевра для того, чтобы и самому потихоньку сбежать в столицу, провести там двое суток и так же незаметно вернуться как раз к возвращению хозяина? Никто ни о чем и не догадается! Собеседник, с которым он поделился внезапно осенившей его идеей, весело рассмеявшись, сказал, что ему страшно нравится мысль вот так сбежать вдвоем, только где взять денег на дорогу? У Пайе при себе было только двадцать восемь франков, у Александра и того меньше – всего-навсего семь. Но ведь для Дюма не существовало безвыходных положений, уж он-то всегда придумает, как извернуться! Ничего страшного, решил Александр, по дороге они станут браконьерствовать, все, что сумеют настрелять, продадут какому-нибудь парижскому трактирщику, и этих денег хватит на то, чтобы заплатить за номер в гостинице.

«План Дюма» был в точности приведен в исполнение. Александр сел на лошадь позади Пайе, и друзья тронулись в путь. Раз двадцать молодые люди спешивались и стреляли по всему, что шевелилось в зарослях. К тому времени, как они добрались до Парижа, им удалось разжиться четырьмя зайцами, четырьмя куропатками и парой перепелов. После долгих переговоров удалось сторговаться с хозяином гостиницы «Старых Августинцев» на улице, носившей то же имя:^[24] он согласился в обмен на содержимое ягдташей предоставить друзьям стол и кров на двадцать четыре часа. Сделка состоялась, и Александр в полном изнеможении, но упоительно счастливый, повалился на постель, поздравляя себя с тем, что одержал первую победу.

Назавтра он с самого рассвета пустился бродить по огромному незнакомому городу в поисках площади Пигаль, где обитала семья Левен. Где-то посреди своих скитаний остановился у здания Французского театра и прочел на афише, что вечером здесь будут давать «Суллу», трагедию господина де Жуи в пяти актах. Внизу было крупными буквами приписано: «В роли Суллы выступит господин Тальма». Александр, до которого и в его провинциальной глуши дошли слухи о великом актере, не колебался: он непременно должен увидеть этот спектакль, пусть даже ему придется отдать за билет последние гроши. Но, может быть, Адольф, у которого всегда в запасе есть какое-нибудь средство, что-то придумает, как-нибудь ему поможет? Раз двадцать переспросив дорогу у прохожих, он в конце концов отыскал жилище Левенов и в девять утра ворвался в спальню друга, который еще спал – должно быть, после ночи безудержного распутства.

Адольфа, которого ранний гость нетерпеливо растолкал, немало позабавило простодушное волнение юноши, и он пообещал Александру представить его Тальма, с которым он был лично знаком и который, несомненно, мог им дать бесплатные билеты на вечернее представление.

Нетерпение достигло предела – и друзья без промедления отправились к Тальма. В одиннадцать часов они уже звонили у дверей дома на улице Тур-де-Дам, которому выпала честь дать кров великому актеру.

Их провели к Тальма, который в это время был занят утренним туалетом: плескал водой себе на грудь, энергично растирал почти наголо остриженную голову. Узнав, что новоприбывший – сын генерала Дюма, он величественно, словно в тогу, завернулся в купальное полотенце, в нескольких словах рассказал о давней встрече с героем наполеоновских войн и протянул руку юному поклоннику. Александр, находившийся от всего происходящего в полном смятении, хотел было эту руку поцеловать, но Тальма, которого нисколько не тронуло волнение, вызванное им в душе молодого человека, высвободился и тут же выписал контрамарку на двоих.

Выйдя из дома великого актера, Александр от радости спотыкался на каждом шагу. Однако Адольф, которому подобные милости были не в новинку и даже несколько наскучили, сомневался в том, сумеет ли он освободиться, чтобы пойти на спектакль. У него, по его словам, было столько приглашений от всяких людей из литературного и театрального мира, что он уже и не знал, куда податься, но в конце концов согласился пожертвовать сегодняшним вечером в угоду своему пылкому другу. Больше того, пригласил его позавтракать; что касается обеда, то Александр собирался пообедать вместе с Пайе у «Старых Августинцев». И пообедал: в обмен на двух зайцев и четырех куропаток они получили суп, филе с оливками и ростбиф с картошкой, – после чего, с набитым животом, но ясным умом Александр явился к Адольфу в Королевское кафе, излюбленное место встречи писателей, откуда они направились в театр.

Зал был переполнен. Над океаном голов перелетал нетерпеливый шепот. Но вот наконец занавес поднялся…

С первых же реплик Александр был совершенно заворожен: прежде всего, конечно, самой пьесой, поскольку отречение Суллы трагически напоминало об отречении императора, но никак не меньше – внешностью Тальма, который сделал себе грим Наполеона, а главное – его талантом, соединением мощного голоса с искренностью чувства. В самом деле, Тальма был врагом той напыщенной декламации, которой так страдала французская сцена, и стремился и в величии оставаться простым. Он не играл драматическую ситуацию, он проживал ее в полную силу – так, словно все слова до последнего только что родились в его душе, и Александр, несмотря на свой небольшой театральный опыт, понимал это. Зрители, сидевшие рядом с ним, тоже, как ему казалось, были потрясены мастерством актера и всеми теми воспоминаниями о славном и трагическом прошлом Франции, которые он вызвал в них под прикрытием образа Суллы.