Читать книгу - "История мусора. От средних веков до наших дней - Катрин де Сильги"

Само количество того, что собирали тряпичники, свидетельствует о возросшем применении в промышленности самых неожиданных материалов. Сборщики вторсырья оставляли для нового использования не менее четырех сотен разновидностей хлопчатобумажных, шерстяных и шелковых тканей. Они также собирали кости, стеклянные флаконы, жестяные коробки, бумагу, обувь, пряди волос, хлебные корки.

Старую ткань, с XII века применявшуюся для изготовления бумаги, собирали по всей Европе, она приобретала все большую цену. Один из английских купцов с горечью констатировал, что «даже маленькие девочки продают свои тряпочки, требуя за них невероятную цену, чтобы купить новую куклу».

Промышленники постоянно пытались добиться протекционистских мер, чтобы противостоять конкуренции зарубежных покупателей. В 1727 году на тряпье наложили экспортную пошлину, но наплыв покупателей не уменьшился, и бумажные фабриканты продолжали возмущаться. В конце концов, уступая их настояниям, королевская власть опубликовала в 1771 году указ, запрещающий «вывозить из Королевства посуху и по морю какое-либо старое белье, ткани, знамена […]». Этот запрет отменят только сотню лет спустя, экспорт возобновится при условии выплаты таможенной пошлины, а затем проблема тряпья и вовсе будет лишена законодательного регулирования, когда (уже с 1881 года) дерево и солома в производстве бумаги придут ему на смену. И старые лоскутья потеряют былую ценность.

В мастерских работницы занимались методичной сортировкой: на столе с железным ячеистым покрытием, призванным предотвратить попадание пыли на материю, узлы развязывались, и их содержимое распределялось по корзинам. Отдельно шли лен, пенька, хлопок, шелк, овечья шерсть и шерсть других животных. Тряпье подразделялось на добрую сотню категорий, исходя из особенностей растительного или животного происхождения, чистоты и цвета. Большая часть нарезалась маленькими кусками, а потом превращалась в тестообразную массу. Некоторые из подобных мастерских закрыли свои двери только к 1960 году.

Драгоценную роль тряпичника в духовной и интеллектуальной жизни поколений подчеркивал Луи-Себастьен Мерсье в своих «Картинах Парижа»: «Презренное тряпье есть та материя, что станет украшением наших библиотек и драгоценным сокровищем человеческого ума. Ибо тряпичник предшествует Монтескье, Бюффону и Руссо, без его крюка и мое творение не было бы увидено вами, любезный читатель; впрочем, соглашусь, что потеря не была бы столь велика, но вы бы лишились не только моей, но и всех остальных книг […]. Эти тряпицы, превращенные в тесто, позволят по меньшей мере сохранить пламена красноречия, взлеты высокого ума, благородные дары добродетели, наиболее памятные деяния патриотов […].»

Шерстяное тряпье, долго употребляемое исключительно для получения из него нашатыря и нюхательной соли или для производства удобрений, получило вторую жизнь, когда в 1830 году анжуйский крестьянин нашел для него более благородное применение: после раздёргивания и чесания старую шерсть подмешивали к новой и ткали из нее материю, шедшую на производство одежды — такой, как рединготы или модные юбки. После этого раздергивание как новая ремесленная отрасль получила большое распространение во Франции и в Англии. Что до шнуров для колокольчиков, галунов и прочего, то они служили набивкой для ортопедических изделий. Ценность тряпья менялась в зависимости от технических усовершенствований и промышленных надобностей. Обычно она не соответствовала первоначальной оценке исходного сырья. Вот что говорил один английский тряпичник: «Шелк зря так собой гордится, он ни на что не годен, это лентяй: как только постареет, уже не способен никак нам послужить».

Второй золотой жилой среди отбросов были кости, поскольку они давали сырье для очень многих производств. Как и в тряпичном бизнесе, «золотой век» спроса продлился с 1840-х по 1880-е. Рабочие старательно выскабливали кости, освобождали от клочков мяса и бросали в котлы с кипящим водным раствором серной кислоты, где они вываривались несколько часов. Получавшийся из такого взвара жир шел на свечи, мыло и дешевое масло. Из самых красивых костей резали пуговицы, расчески, четки, остовы вееров, ручки ножей или зубных щеток. Из других костей жгли уголь для рафинирования свекольного и тростникового сахара.

А еще из них получали желатин, клей, фосфорную пасту для спичек, вещества, входящие в состав красок и мастик. В 1681 году Папен первым стал экспериментировать над преобразованием костяного хряща в съедобный продукт. Рассказывают, что английский король Карл II уже готов был согласиться на производство желатина для больниц, но тут взгляд его упал на охотничьих собак с привешенным на шеи прошением к его величеству: в нем псы умоляли государя не лишать их блюда, каковое принадлежит им по праву. Тут король отказался от этого проекта, и желатин стали получать только век спустя.

Будучи размолоты, кости становятся хорошим фосфатным удобрением, а после обработки серной кислотой (это новшество ввели в ход англичане с 1843 года) улучшается усвоение минеральных солей костной массы, что дает начало целой отрасли производства суперфосфатов. Не считаясь с состоянием душ своих героических воинов, британцы пускали в ход даже костяки убитых кавалеристов и их коней. «Англичане, люди практичные, — пишет их соотечественник, современный специалист по плодородию, — использовали как фосфатные удобрения скелеты с полей сражения под Ватерлоо, а потом те, что остались после Крымской войны; они их собрали и вывезли к себе на судах».

Накануне «Прекрасной эпохи» — промежутка между двумя мировыми войнами — тряпичники еще подбирали множество предметов, произведенных городом. Пустые флаконы и пузырьки выстраивались на решетчатых стеллажах специалистов по подделкам. Их старые этикетки, тщательно переклеенные, обещали всякого рода оздоровительные благодеяния: «Эликсир непорочного зачатья — от морской болезни», «Облегчительная жидкость, врачующая излишества плоти», «Общеукрепительное вино, что придает цветущий вид». Эти флаконы, наполненные пресловутыми магическими взварами, выглядящими так, будто произвели их давным-давно, продавались легковерным зевакам, вечно толкущимся на Бульварах в поисках удачи.

Среди металлов, называемых «картечью тряпичников», особо ценились свинец, медь, бронза, платина и золото, добытое из позолоченных рам, пробок, битой посуды, металлических коробок. Губки омолаживались вымачиванием в растворе извести и хлора. Иногда их слегка обрезали, а потом окунали в соленую воду, чтобы придать естественный запах перед тем, как отдать лоточникам для перепродажи. Резиновые трубки для газовых приборов, бретельки, подвязки тонко измельчались, и этот порошок добавлялся в новую каучуковую массу. Старую бумагу превращали в упаковочный материал или использовали для изделий из папье-маше, например потолочной лепнины или так называемых «лакированных сосудов из Японии». Толченые раковины моллюсков, богатые фосфором и известью, входили в состав удобрений, повышающих плодородие почвы.