Читать книгу - "Атаман Платов - Владимир Лесин"

Минул год со дня приезда Платова в Кострому. Как прошли лето и часть новой зимы, неизвестно. Возможно, Матвей Иванович писал на Дон, только вряд ли пользовался обычной почтой. В противном случае хоть что-то отложилось бы в делах канцелярии генерал-прокурора. Но в них никаких документов, кроме уже приведенных, не обнаружено.

В начале 1799 года в Кострому прибыл на жительство соратник Платова по Персидскому походу и товарищ по несчастью Алексей Петрович Ермолов…

***

В разгар лета 1797 года в Смоленске был раскрыт подпольный политический кружок, в состав которого входили армейские офицеры и гражданские чиновники — всего около тридцати человек. Их деятельность была направлена «к перемене правления». Обсуждалась даже идея цареубийства. Во главе заговора стоял А. М. Каховский, родной брат А. П. Ермолова по матери.

Павел I, ознакомившись с материалами следствия и содержанием захваченной переписки между братьями, приказал арестовать Ермолова и доставить его в столицу. На допросе он топал ногами и кричал:

— Ты брат Каховского! Вы оба из одного гнезда и одного духа!

И отправил Ермолова в Кострому.

Между тем на сцену нашей истории вышли новые герои. Костромским губернатором стал «почтенный и добрый Николай Иванович Кочетов». Алексей Борисович Куракин, сосланный в свою деревню, уступил должность генерал-прокурора Петру Васильевичу Лопухину.

Вообще-то Ермолову предстояло ехать еще дальше — в лесную глухомань, на берега Унжи. К счастью, в городе он встретил товарища по Московскому университетскому пансиону, как оказалось, сына губернатора. «Благородный Кочетов представил в Петербург, что в видах лучшего наблюдения за присланным государственным преступником он предпочел оставить его в Костроме», что было одобрено столичным начальством.

Губернатор Кочетов поселил Ермолова вместе с Платовым на квартире Новикова. Несмотря на разницу в возрасте, чинах и образовании, между ними установились приятельские отношения. Алексей Петрович, хотя и не нашел места в своих записках для костромских воспоминаний, однако же в устных рассказах иногда возвращался к дням своей «революционной» юности, а двоюродный брат его, Денис Васильевич Давыдов, заносил услышанное на бумагу. В результате на страницах его прозы появились «Анекдоты о разных лицах», в том числе и о Матвее Ивановиче. Вот один из них:

«Однажды Платов, гуляя вместе с Ермоловым в этом городе, предложил ему, после освобождения своего, жениться на одной из его дочерей; он, в случае согласия, обещал назначить его командиром Атаманского полка».

Да, Матвей Иванович имел четырех дочерей, но лишь старшая из них, падчерица Екатерина, была на выданье. Впрочем, пока двадцатилетний жених дозревал до семейной жизни в условиях костромской ссылки, девочки могли заневеститься. Так что возможность такого разговора не вызывает сомнений. Сомнительно другое: обещание Платова назначить Ермолова командиром Атаманского полка. Пока что у Платова не было никаких шансов возглавить Войско Донское. Кстати, это подтверждается вторым анекдотом, пересказанным тем же Денисом Васильевичем:

«Платов, изумлявший всех своими практическими сведениями в астрономии, указывая Ермолову на различные звезды небосклона, говорил:

— Вот эта звезда находится над поворотом Волги к югу; эта — над Кавказом, куда бы мы с тобой бежали, если бы у меня не было столько детей; вот эта над местом, откуда я еще мальчишкою гонял свиней на ярмарку».

Человек, четверть века ночевавший под открытым небом в степи и в горах, конечно же, мог изумлять окружающих своими познаниями в «практической астрономии». В этом нет ничего необычного. Интересно, что, оказывается, только дети удерживали его от побега на Кавказ. Значит, не верил тогда Матвей Иванович в свое высокое предназначение.

Ермолов всегда отличался высокомерием породистого аристократа. А с годами все больше и больше. Правда, основания имелись: умница был необыкновенный и генералом стал блистательным. Думаю, рассказ про звезду, под которой будущий граф Российской империи, почетный доктор Оксфордского университета и герой Европы гонял свиней на ярмарку, был придуман им значительно позднее. Что ж, всякий человек имеет слабости. Не был лишен их и Алексей Петрович.

***

Минул 1798 год. Матвей Иванович по-прежнему жил в Костроме. Письма из дома он все-таки получал, но они не утешали. Под угрозой продажи с молотка за долги, «нажитые в службе», оказались его дом и вся недвижимость. Попытался получить кредит во Вспомогательном банке — отказали. Тяжелые думы «от воображения будущего» изнурили «дух и тело» несгибаемого воина. Он нажил болезнь желудка, не давали покоя старые раны…

М. И. Платов — П. В. Лопухину,

июнь 1799 года:

«Светлейший князь!

Милостивый государь Петр Васильевич!

Было время, когда обращающийся ныне во прах Платов славился и гордился ревностью, усердием и верностью к Монарху и Отечеству… Моя всепокорнейшая просьба к Вам умеренна — я всем доволен буду и приму за милость небес самих: на службу ли повелено будет мне идти куда бы то ни было, или возвращен я буду к семейству моему. Тогда останется мне посвятить дни мои Богу, Великому Государю и Вам, благодетелю, даровавшему мне оные.

Имею честь быть по век мой с достодолжным к особе Вашей высокопочитанием и преданностью, Светлейший Князь, Милостивый Государь, всепокорнейший

Матвей Платов».

Хорошо написано! Но не Платовым. Только подпись его. Подозреваю, что красноречивый и остроумный Алексей Петрович проникся чувствами старого товарища.

Красноречие, однако, не подействовало: ни на службу не взяли, ни к семье не отпустили. Светлейший князь Петр Васильевич одним росчерком пера похоронил все надежды Матвея Ивановича: «Оставить без ответа как дело, в которое я вмешиваться не смею».

Менялись губернаторы, но чаще — генерал-прокуроры, стоявшие поближе к неуравновешенному императору. Вот и князь Петр Васильевич Лопухин уступил свое место гатчинцу Петру Хрисанфовичу Обольянинову. А Матвей Иванович Платов все сидел в Костроме, болезненно переживая изгнание. До него дошли слухи, что казаки под знаменами графа Александра Васильевича Суворова творят чудеса в Италии.

«В это время проживал в Костроме некто Авель, — записывал Д. В. Давыдов со слов А. П. Ермолова, — который был одарен способностью верно предсказывать будущее». О нем ходили легенды, будто он предсказал с необыкновенной точностью день и час кончины императрицы Екатерины Великой. Платов встретился с ним за столом у губернатора Кочетова.

— Скажи, отец, — обратился к нему Матвей Иванович, — долго ли мне гнить на чужбине?

Старик посмотрел на него внимательно, потом закрыл глаза и с минуту молчал. Со стороны казалось, что он уснул.

— Нет, здесь недолго, но впереди тебя ожидают и испытания великие, и слава немалая… При новом государе.

— При новом?

Уверен, что в ответе старца это больше всего заинтересовало Платова.