Читать книгу - "Жена башмачника - Адриана Триджиани"

Чиро рассмеялся:

– Тяжело тебе будет убедить в этом голодного. Любовь – единственная мечта, за которой стоит гнаться. Ради любви я готов трудиться изо всех сил. Построить будущее своими руками. Я бы возвел для нее дом с семью очагами. У нас была бы большая семья – пять сыновей и дочь. Должна быть хоть одна дочка, чтобы заботиться о матери в старости.

– Я научил тебя тому, что понял сам, Чиро, – ответил Игнацио. – Я принял то, что дала мне жизнь. – Игнацио развел ладони, будто показывая, насколько много. – И не просил о большем. А будешь требовать большего – накличешь беду.

– Вот досада! – сказал Чиро. – Я вот только большего и хочу. Я работаю за стол и кров, но хотел бы поработать за деньги.

– И сколько тебе нужно?

– Хоть лира для начала – уже хорошо.

– Правда? Одна лира? – улыбнулся Игнацио. – У меня есть для тебя работа.

Чиро занялся «Пьетой».

– Я слушаю.

– Нужно помочь отцу Мартинелли вырыть могилу в Скильпарио. – Игги закурил сигарету.

– И сколько платят?

– Он даст тебе две лиры, одну вернешь ему. Церковь всегда забирает свою долю.

– Конечно, забирает, – кивнул Чиро. – Но всего одна лира за то, чтобы вырыть могилу?

Чиро поневоле задумался: что же Игнацио не мог сторговаться получше? Теперь он понимал, почему Игнацио не продвинулся дальше разнорабочего при монастыре.

– Ну, лучше чем ничего. – Игги сделал затяжку и предложил Чиро свою сигарету. Чиро взял ее и вдохнул сладкий запах табака. – Дон Грегорио заставил бы тебя работать бесплатно. Что ты собираешься делать со своей лирой? – Игнацио посмотрел на ботинки Чиро: – Тебе нужна обувка.

– Хочу купить брошь с камеей Кончетте Матроччи.

– Не трать зря деньги. Тебе нужны новые башмаки!

– Я могу ходить босиком, но не могу жить без любви, – рассмеялся Чиро. – Как я попаду в Скильпарио?

– Дон Грегорио говорит, что ты можешь взять его двуколку.

У Чиро загорелись глаза – возможно, удастся прокатить Кончетту.

– Ладно. Но повозка мне нужна на целый день.

– Va bene.

– Ты уладишь это с доном Грегорио? – спросил Чиро.

– Беру на себя! – Игнацио бросил окурок на дорожку, растер его подошвой и пинком отшвырнул в сторону. Оранжевая искорка мигнула в последний раз и погасла.

Чиро распахнул главные двери церкви Сан-Никола и закрепил их, чтобы свежий весенний воздух гулял внутри, подобно аккордам великопостных песнопений. Каждая поверхность блестела. Монахини будут думать, что церковь отдраена их заботами во славу Господа, но на самом деле Чиро надеялся произвести впечатление на дона Грегорио, чтобы тот разрешил ему впредь пользоваться лошадью и повозкой настоятеля.

Он натер скамьи красного дерева лимонным воском, вымыл витражные окна горячей водой с белым уксусом, вычистил мраморные полы и отполировал медные сосуды. Соскоблил капли воска с кованых подсвечников, куда ставили свечи по обету, и положил новые свечи в специальные мешочки. Запах пчелиного воска наполнил воздух в нишах около статуй святых, словно аромат розовой воды, которой Кончетта Матроччи сбрызгивала белье для глажки. Чиро знал это наверняка: когда она шла мимо, ее окружало душистое облако.

Статуи были теперь как новенькие. Чиро вернул блеск кремовым лицам и цвет – одеждам и сандалиям. Он водрузил святого Иосифа на его место в нише, вкатил тележку для свечей и отступил, чтобы полюбоваться результатами трудов своих. Заслышав шаги по мраморному полу, Чиро обернулся. Выглянув из ниши, он увидел, как Кончетта Матроччи преклонила колени в проходе примерно посередине между входом и алтарем. Сердце Чиро пустилось вскачь. Голову Кончетты прикрывала белая кружевная мантилья. Одета она была в длинную серую юбку из саржи и белую блузку – оперение невинной голубки.

Чиро взглянул на собственную робу. Мокрые снизу брюки с разводами сажи, прохудившиеся башмаки, грязная блуза… На нем красовалась вся палитра рабочего – мазки глины и полироли для меди, черные полосы от обугленных фитилей. Из нагрудного кармана вместо носового платка торчала грязная тряпка.

Он пригладил густые волосы, осмотрел пальцы – под ногтями черные полумесяцы грязи. Кончетта обернулась, взглянула на него и вновь повернулась к алтарю. Он редко оставался с ней в церкви один на один. Исхитриться поговорить с Кончеттой было почти невозможно. У нее были строгий отец, набожный дядя, несколько братьев и стайка подруг, которые окружали ее, как пояс передника.

Чиро вытащил тряпку из кармана и сунул ее за статую святого Михаила. Отстегнул от пояса медное кольцо с ключами и положил поверх тряпки. Прошел по центральному проходу, преклонил колени, а потом опустился на скамеечку рядом с коленопреклоненной Кончеттой и сложил руки в молитве.

– Ciao, – прошептал он.

– Ciao, – прошептала она в ответ.

Розовые губы дрогнули в улыбке. Кружево мантильи мягко обрамляло лицо Кончетты – будто картину. Чиро посмотрел на свои перепачканные руки и сжал кулаки, чтобы спрятать ногти.

– Я только что чистил церковь, – сказал он.

– Вижу. Дарохранительница как зеркало, – с одобрением сказала Кончетта.

– Это нарочно. Дон Грегорио охотно любуется своим отражением.

Кончетта нахмурилась.

– Я пошутил. Дон Грегорио святой человек. – Хорошо, что он все-таки прислушивается к словам брата. – И облечен саном.

Она кивнула в знак согласия, вытянула из кармана нитку белых опаловых четок.

– Я пришла к новенне[29], – сказала она, подняв глаза к окну-розе над алтарем.

– Новенна будет во вторник, – заметил Чиро.

– А, – откликнулась она. – Тогда я просто прочитаю «Розарий» одна.

– Не хочешь посмотреть сад? – спросил Чиро. – Мы прогулялись бы. Ты можешь помолиться в саду.

– Предпочитаю молиться в церкви.

– Но Бог повсюду. Ты же слышала об этом на мессе?

– Конечно, – улыбнулась она.

– Нет, не слышала. Ты шепталась с Лилианой.

– Ты не должен глазеть на нас.

– Зато я не глазею на дона Грегорио.

– А стоило бы.

Поднявшись с подставки для колен, Кончетта села на скамью. Чиро сделал то же самое. Он посмотрел на изящные руки Кончетты. На запястье покачивался тонкий и гладкий золотой браслет.

– Я не приглашала тебя садиться рядом, – прошептала она.

– Ты права. Как невоспитанно с моей стороны. Могу ли я сесть рядом с тобой, Кончетта Матроччи?