Читать книгу - "Бенито Муссолини - Кристофер Хибберт"

Как соучастники преступления были арестованы четыре известных фашиста: исполнительный секретарь партии Джованни Маринелли, редактор «Коррьере итальяно» Филиппо Филиппели, глава фашистской службы печати Чезаре Росси и Филиппо Нальди. Но шум вокруг этого дела не утих. К концу месяца те оппозиционные газеты, которые еще не были подмяты под себя фашистами, усилили критику режима, и 8 июля Муссолини ввел в действие закон, предусматривавший временное приостановление выпуска газет, публиковавших материалы, которые можно было считать подрывными или призывающими к насилию. Этот акт позволил отстранить от руководства одной из самых влиятельных итальянских газет «Коррьере делла сера» антифашистски настроенного сенатора Альбертини и передать ее в руки редактора, готового поддержать Муссолини. Несколько других либерально-демократических газет, включая «Стампа», были также насильственно поставлены под контроль фашистов. Одна из тех газет, которая на тот момент избежала репрессий, — «Мондо», издаваемая Амендолой, — поместила в конце декабря документ, поставивший точку в полугодовой многотрудной оппозиции фашистам. Это было заявление Чезаре Росси, бывшего руководителя фашистской службы печати, арестованного в связи с убийством, в котором он обвинил Муссолини в причастности к покушению. Дуче отбросил все надежды примириться с либералами. Следуя советам Роберто Фариначчи, бывшего железнодорожного чиновника, ставшего юристом и одним из самых непримиримых фашистских лидеров, и бывших «сквадристов», прибывших со всей Италии с целью подстегнуть его, он заявил в палате через пять дней после публикации версии Росси, что он не предпринимал действий против своих вероломных противников, желая успокоить своих нетерпеливых сторонников. Но теперь настало время действовать. «Я заявляю здесь перед этим собранием, — заявил он, — и перед итальянским народом, что я и только я один несу политическую, моральную и историческую ответственность за все происходящее. Если искаженной цитаты достаточно, чтобы повесить человека, тогда дело за петлей и виселицей! Если фашизм — это касторка и клуб, и не являет собой благородный порыв лучших представителей итальянской молодежи, то в этом виноват я. Если фашизм выродился в преступный заговор, если насилие является результатом определенной исторической, политической и моральной атмосферы в обществе, то я отвечаю за это, потому что я умышленно создал такую атмосферу… Италия желает мира и покоя, работы и спокойствия. Я достигну этого любовью, если это будет возможно, и силой, если это окажется необходимым».

Было 3 января 1925 года, ставшее одной из важнейших дат в истории фашизма.

После этого о компромиссе, о возвращении назад уже не думали. Хотя убийство Маттеотти имело широкий антифашистский резонанс в неожиданно прозревшей стране, оно продемонстрировало также, что противники фашизма слабы и дезорганизованы и в основном не готовы к активному сопротивлению.

В течение последующих пяти лет с помощью нового секретаря партии Роберто Фариначчи Муссолини сумел достичь обещанной цели — «полной фашизации» Италии. Большая часть остававшихся свободными газет была либо закрыта, либо перешла под фашистский контроль. Оставалось несколько газет, провозгласивших себя независимыми, но они были настолько серыми, что режим относился к ним с презрением, а его противники не проявляли к ним никакого интереса. Оппозиционные партии были распущены, и со свободными выборами было покончено. Палата депутатов стала лишь средством придания фашистским декретам видимости национального одобрения; сенат заполнился «сенаторами», готовыми в случае необходимости носить черные рубашки и скандировать фашистские лозунги. Муссолини создал Великий фашистский совет, став его председателем, получив право определять его повестку дня и решать вопрос о его составе. Совет стал дополнением к конституции, гарантией от любого проявления независимости отдельными членами кабинета. Назначенные сверху «подеста» заняли место ранее избиравшихся мэров. Фашистская партийная песня Jiovinezza распевалась на пышных хореографических представлениях, которые любил дуче, и зачастую — вместо «Королевского марша» (Marcia Reale), так как партия отныне становилась единым целым с государством. Было объявлено, что забастовки и локауты несовместимы с новой тщательно разработанной корпоративной системой, которой, по словам Муссолини, «предначертано стать цивилизацией двадцатого века». В этом корпоративизме, менее сложная форма которого была развита Д'Аннунцио во Фьюме, все трудовые конфликты должны были рассматриваться в специальных трибуналах при апелляционных судах, которые должны были представлять интересы как работодателей, так и рабочих. Поскольку все профсоюзные работники двадцати двух различных категорий занятий и профессий в конечном итоге назначались партией, корпоративная система стала со временем удобной маской для диктатуры. Еще более антидемократичными были законы, направленные против масонства и проживавших за границей итальянцев-антифашистов, а также законы, расширявшие полномочия главы правительства.

Как и во всех тоталитарных режимах, особое внимание уделялось молодежи: с четырехлетнего возраста дети загонялись в фашистские молодежные организации, поставлявшие им детские пулеметы и черные рубашки. Эти меры последовали с целью навязать характерные особенности фашистской системы государству, всем его институтам и гражданам и обеспечить — по примеру русских большевиков — контроль государства за всеми средствами информации страны, практически не вызвали противодействия со стороны основной массы итальянского народа. Итальянцы не пытались оспаривать постоянно повторяемое правительством утверждение о терпимости и даже доброжелательности по отношению к ответственной оппозиции, в то время как злонамеренная, антинациональная, скандальная, лицемерная и раскольническая оппозиция не должна рассчитывать на снисходительность. Хотя эти законы и были тоталитарными, они были восприняты — как ранее и более умеренные фашистские законы — в качестве справедливой платы за новую Италию. А Италия уже удивляла мир.

После многих лет периодически повторявшихся кризисов итальянская экономика наконец окрепла, и страна начинала жить в условиях, близких к общеевропейским. Это причислялось к заслугам фашизма и его курса на самообеспечение страны посредством планирования в экономике. Хотя на деле Муссолини совсем не разбирался в проблемах экономики и торговли, он быстро согласился признать свою роль в деле экономического подъема, который начался еще до его прихода к власти, подобно тому, как позднее он приписал себе в заслугу подъем экономики страны после кризиса, вызванного, отчасти, его собственной политикой. Внешне создавалось впечатление, что должное воздается по заслугам. Стремясь разрешить проблему катастрофического для экономики страны военного долга Соединенным Штатам, он послал в Вашингтон делегацию во главе со своим заместителем министра иностранных дел Дино Гранди. Результатом стало соглашение, согласно которому Италии списали значительную часть долга.

Стремясь выиграть, выражаясь его словами, «битву за пшеницу», он объездил всю страну, выступая перед «смелыми фермерами, сражающимися на передовой»; и ежегодно урожай возрастал. Уже в 1925 году урожай достиг 64 миллионов центнеров по сравнению со средним довоенным уровнем в 49 миллионов центнеров. Стремясь превратить Италию в мощное современное государство, соответствующее его представлениям, он развернул программу общественных работ, не имевшую аналога в современной истории. Возводились мосты, каналы и дороги, больницы и школы, вокзалы и сиротские приюты, осушались болота, осваивались и орошались земли, разводились леса, выделялись деньги на строительство университетов. К концу 30-х годов крупные проекты проводились в жизнь не только на итальянском материке, но и в Сицилии и Сардинии, Албании и Африке, и были обещаны, запланированы и разработаны еще более грандиозные проекты.