Читать книгу - "Легенды Крыма - Никандр Александрович Маркс"

за каждый глоток благодарит Аллаха. Таким был Салэ с тех пор, как ожила Ресамхан. Теперь поник он головой и в печали сел у ограды нового дома.

Но когда ждешь кого – зорко видит глаз, и увидела Ресамхан Салэ у ограды и послала старуху-мать позвать Салэ в его новый дом.

Если падаешь духом, вспомни о Салэ и улыбнись его счастью. Может быть, и к тебе придет оно.

Первым богачом стал Салэ на деревне, первым щеголем ходил по улице, а когда садился на серого коня, выходили люди из домов посмотреть на красавца-джигита.

Увидел его старый бек из башни ханского дворца, послал звать к себе, три раза звал, прежде чем пришел к нему Салэ, а когда пришел, позвал бека к себе в гости.

Угощал Салэ старика, и не знал старик, что подумать. Никто, кроме Ресамхан, не умел так приготовить камбалу, поджарить каурму.

– Если бы Ресамхан была жива, отдал бы ее за тебя.

И тогда открыл Салэ беку свою тайну, и сорок дней и ночей пировал народ на свадьбе Аги-Салэ.

Через год родился у бека внук, и стали называть его Султаном-Салэ.

А когда Султан-Салэ стал старым и не было уже в живых его отца, построил он в его память на том месте, где стояла прежде хата, такую мечеть, какой не было в окрестности.

Много воды утекло с тех пор; не только люди – переменились камни; в Джан-кое не стало татар и давно уже живут греки, а стены мечети Султан-Салэ стоят как стояли, гордые своими арками и поясами.

Видно, хорошие мастера строили их и зоркий глаз наблюдал за ними.

Пояснения

По шоссе, на пути из Феодосии в Отузы, в местности, называемой Султановкой, недалеко от греческого поселка Джан-кой (Душа-деревня) хорошо сохранились развалины мечети Султан-Салэ. С этими развалинами связана легенда, которую я слышал от отузского поселянина Абдул-Кадыра Зекерья-оглы. Кефеде – Кафа (Феодосия). Сабаных хайр олсун – доброе утро. Отара – стадо (от – трава, ара – искать). Ага – должностное, чиновное лицо, или вообще важное лицо. Каурма – разваренная в собственном соку баранина с картофелем, нечто вроде густого супа. Титул Султана, со времени родоначальника Гераев – Хаджи-Герая, получил второстепенное значение, и султанами назывались ханские княжичи.

Кемал-бабай – дедушка Кемал

Карадагская легенда

Не искал почета, не искал золота; искал правду.

Когда увидел – ушла правда, тогда умер Кемал-бабай.

Сколько лет было Кемал-бабаю, не знали. Думали сто, может быть, двести.

Он жил так долго, что вся деревня стала родней; он жил так много, что дряхлое ухо не различало шума жизни, а глаз перестал следить за ее суетой.

Иногда о нем забывали, и только когда весеннее солнце заливало золотом лучей вершины Карадага, вспоминали, что он жив.

– Опять идет на гору.

Кемал-бабай шел, чтобы омыть лицо весенней струей из родника.

Навстречу неслись гимны аромата цветов, легкий бриз играл, лаская землю; радость бытия наполняла существо.

Кемал-бабай прислушивался к доходящим ощущениям и в них искал себя.

Старый, дряхлый Кемал-бабай, ноги которого еле двигаются и руки с трудом поднимаются для молитвы, ты ли тот самый Кемал, который в бурную ночь плыл между скал к кораблю, чтобы предупредить об опасности? Смелый Кемал, не боявшийся самым сильным и богатым говорить в лицо слово правды; Кемал, которого изгнали из девяти стран, ибо, кто говорит правду, того изгоняют из девяти государств, как потом стал говорить народ.

Катилась жизнь твоя, Кемал, как бурная река, пока не нашел приюта в бедной деревушке.

Кто знает Коран лучше муллы, кто понимает арабскую книгу, кто побывал в Мекке и Стамбуле – тот мудрый человек. А мудрого человека не тронут в деревне.

И вот долго живет Кемал под Карадагом, много весен прошло; и каждую весну идет на гору к ручью, где делает на дереве зарубку.

Потом сочтет – сколько лет ждал правду на земле. Потому что все ждет ее чистый духом человек.

Так думал Кемал-бабай, спускаясь в долину, когда вечерняя синева бежала по склонам вслед за уходящим светом дня.

Так шли годы, много уже зарубок на дубе, до ветвей дошли.

И вот пришло время зноя, какого не знали раньше. Солнце выжгло траву, иссушило лист, вымерли ручьи, воздух жег дыхание.

Молились в мечети, спрашивали Кемал-бабая:

– Что будет?

– Покажется месяц, пойдет дождь, землю зальет. Горе будет.

Ждали люди. Сверкнул серебристый серп на безоблачном небе – непохоже было на дождь.

– Плохой пророк Кемал-бабай.

Но за ночь набежавшие тучи потушили огни звезд, блеснула разгневанная молния, загрохотал перекатом по горам гром; понеслись по земле странные голоса и диким ревом загудел ливень. Не было еще такого.

– Правду сказал Кемал-бабай!

Испугались люди.

– Горе будет, сказал.

И настал ужас.

Хлынул на деревню бешеный поток с гор и унес в море всех, кто не успел бежать. Обезумел богатый Велли. Клялся все вернуть, что отнял у соседа, – и дом и сад, если найдется дочь. Старый Муслядин умолял помочь ему – все долги простит. И было чистое сердце у них. И вспоминали имя Аллаха, даже кто никогда не произносил его. Ибо было горе кругом, и не надеялись на себя.

Молились в мечети, ждали, что скажет Кемал-бабай.

Как в арабской книге, читал Кемал-бабай в их сердцах; знал, что думали, и казалось ему, что стала близка правда.

Вышел на крыльцо, посмотрел туда, где завернулся в облако Карадаг.

Чудился ему свет зеленый, как чалма Пророка.

Смотрели люди – не видели.

Прислушался Кемал-бабай. Сверху, с неба ли, с гор, неслись радостные голоса.

Слушали люди – не слышали.

А через день там, куда глядел Кемал-бабай, засверкал солнечный луч.

Прошла беда, пришли в себя люди.

Многих не стало. Взяли себе соседи их землю и благодарили Аллаха, что не их постигла гибель.

Почувствовал Кемал-бабай, что убегает правда, и начал корить людей.

Больше всех обидел бедных кохтебельский мурзак, больше всех корил его; запретил деревенским ходить к нему.

А когда иные пошли тайком – отвернулся от них в мечети.

– Кто с вороном пирует, у того не бывает чистого клюва!

Растерялся мурзак, не знал, что делать. Достал из сундука кисет с червонцами и понес ночью к Кемал-бабаю.

– Не срами только.

Швырнул червонцы Кемал-бабай.

– Уходи!

Упал мурзак перед стариком, стал просить.

– Скоро умрешь, на всю деревню сделаю поминки, на могиле столб с чалмой поставлю; много денег дам имамам, скажут имамы:

– Кемал-бабай был святой, Кемал-бабай – азис. Все сделаю, похвали людям меня.

Понял Кемал-бабай слова мурзака, отвернулся от него. Закипел