Читать книгу - "Сталинский проконсул Лазарь Каганович на Украине. Апогей советской украинизации (1925–1928) - Елена Борисёнок"

Украинский исследователь Г. Г. Ефименко подчеркивает, что решение о высших институциях УССР было принято в связи с принятым в Кремле курсом на «ускоренную ликвидацию УКП(б)», но в то же время признает, что «невзирая на полную подчиненность УССР советской России, на внешней арене в конце февраля — начале марта 1920 г. были сделаны шаги, которые должны были подтвердить факт существования независимой УССР»^[177]. Действительно, Украинской коммунистической партии (боротьбистов) большевиками в этот период уделялось немало внимания. Однако внешний фактор в данном случае играл едва ли не большую роль, недаром Политбюро 17 февраля упоминало правительства иностранных государств. Как указывает украинский исследователь, 26 февраля нарком иностранных дел Советской России Г. В. Чичерин в письме Политбюро ЦК РКП(б) отмечал чрезвычайную популярность идеи освобождения украинской нации «даже среди широких масс на Западе»: «Петлюровские агенты занимаются повсюду громкой рекламой. Польское правительство выступает как поборник независимой Украины и против иностранных завоевателей. Советской Украине необходимо выступать на международной арене, но это невозможно без украинского Наркоминдел»^[178]. Политбюро ЦК РКП(б) одобрило предложение Чичерина, и в марте в УССР появилось свое внешнеполитическое ведомство.

Между тем в это время на территории Украины хозяйничали различного рода атаманы и повстанческие отряды. Как пишет А. В. Шубин, махновцы после выздоровления своего лидера в начале февраля 1920 г. возобновили боевые действия против красных^[179]. Так, в «Докладе о повстанческих отрядах района Крюков — Новочеркасск — Чигирин, ст. Знаменка и г. Черкассы», направленном во Всеукраинский ревком 27 января 1920 г., хотя и признавалось, что «самостийничество у крестьян большой симпатией не пользуется» и «сам по себе украинский крестьянин скорей русификатор, нежели шовинист-самостийник», тем не менее подчеркивалось наличие в «партизанских воинских частях самостийнического толка» «украинских шовинистов из интеллигенции»^[180]. При этом указывалось на «шовинистические стремления» «некоторые из вожаков партизан», которые «агитируют среди населения о независимой Украинской советской республике, с украинской армией… границей между Украиной и Россией»^[181]. Председатель Всеукраинского ревкома Г. И. Петровский дал следующие инструкции местным органам: «…то положение, которое занимает сейчас Украина, темнота крестьянских масс, хозяйственное разорение, бандитизм дают нам много средств вести пропаганду и агитацию за братский и тесный союз, за объединение украинских рабочих и крестьян с российскими рабочими и крестьянами. Подходя к выполнению этой задачи, можно вызвать взрыв националистических мелкобуржуазных элементов, поэтому, неуклонно выполняя это, однако, надо с известной постепенностью и умело подойти к решению этой задачи…»^[182]

Вопрос о государственных отношениях между УССР и РСФСР был вынесен на обсуждение прошедшей 17–23 марта 1920 г. IV конференции КП(б)У. Мнения ее делегатов разделились: точку зрения одних выразил И. К. Дашковский, призвавший «отбросить всякую игру в украинское правительство и поставить открыто, ясно и решительно вопрос о слиянии обеих республик в одну Советскую Республику»^[183]. Другие, как А. Н. Латонин, утверждали, что «судьбы Украины не являются одинаковыми с судьбами Советской России», и отстаивали идею тесного экономического и военного блока, о «тесной экономической и военной спайке между обеими советскими республиками»^[184]. В итоге была принята резолюция, в которой говорилось о необходимости «обосновать свою программу по вопросу о государственных отношениях Украины и России»^[185]. «Полное государственное обособление Украины ведет неминуемо к внутренней национальной борьбе на Украине и к усилению экономической разрухи Украины и России»^[186], — говорилось далее. КП(б)У высказалась за союз между советскими государствами и объединение «всех тех государственных учреждений, которые обслуживают их общие интересы, и сохранение отдельными государствами государственных учреждений, обслуживающих специфические интересы каждой из этих республик»^[187].

Между тем переговорный процесс между лидерами УНР и польским правительством завершился 21 апреля подписанием Варшавского договора и секретного протокола о разделе Украины^[188]. 25 апреля польские и петлюровские войска перешли в наступление, а 7 мая разведка поляков въехала в Киев на трамвае — Красная армия оставила город без боя, чтобы не подвергать его разрушению^[189]. План контрнаступления Красной армии определился в первой половине мая. 19 мая командование Юго-Западного фронта отдало первый приказ войскам 14-й и 1-й Конной армии о группировке войск в предстоящем наступлении, а 23 мая была подписана директива, согласно которой основной задачей армий Юго-Западного фронта был разгром и уничтожение польской армии на Украине^[190]. 5 июня Красная армия начала успешное наступление на Украине.

В дни подготовки к наступлению, 20 мая, на IV Всеукраинском съезде Советов было принято специальное постановление о государственных отношениях между УССР и РСФСР. Съезд указал, что «УССР, сохраняя свою самостоятельную государственную конституцию, является членом Всероссийской Социалистической Советской Федеративной Республики…» Съезд подтвердил «соглашение между Центральными исполнительными комитетами УССР и РСФСР об объединении комиссариатов военного, финансового, железнодорожного, народного хозяйства, почт и телеграфов и труда». «IV Всеукраинский съезд Советов с уверенностью ожидает приближения того времени, когда к Федерации Советских Республик России и Украины присоединятся новые союзники и образуют великую международную республику Советов»^[191], — говорилось в документе. Обычно это решение трактуется в современной украинской историографии как «апогей формальной централизации»^[192]. Действительно, в 1920 году линия на укрепление связей между республиками продолжилась. По словам Каменева^[193], соглашение об объединении важнейших комиссариатов было принято не без оснований: «Мы здесь, в Москве, поняли, что мы не можем жить и строить коммунистическое общество, не имея точного и определенного отношения с теми народами, которые живут и расположены вокруг Донецкого бассейна, или вокруг бакинской нефти, или вокруг сибирского хлеба, или вокруг степных пространств, на которых пасется скот. То же практически познали и окраины»^[194].