Читать книгу - "Жданов - Алексей Волынец"

В ходе беседы, как вспоминает Симонов, «я вдруг решился на то, на что не решался до этого, хотя и держал в памяти, и сказал про Зощенко — про его "Партизанские рассказы", основанные на записях рассказов самих партизан, — что я отобрал часть этих рассказов, хотел бы напечатать их в "Новом мире" и прошу на это разрешения.

— А вы читали эти рассказы Зощенко? — повернулся Сталин к Жданову.

— Нет, — сказал Жданов, — не читал.

— А вы читали? — повернулся Сталин ко мне.

— Я читал, — сказал я и объяснил, что всего рассказов у Зощенко около двадцати, но я отобрал из них только десять, которые считаю лучшими.

— Значит, вы как редактор считаете, что это хорошие рассказы? Что их можно печатать?

Я ответил, что да.

— Ну, раз вы как редактор считаете, что их надо печатать, печатайте. А мы, когда напечатаете, почитаем.

Думаю сейчас, спустя много лет, что в последней фразе Сталина был какой-то оттенок присущего ему полускрытого, небезопасного для собеседника юмора, но, конечно, поручиться за это не могу. Это мои нынешние догадки, тогда я этого не подумал, слишком я был взволнован — сначала тем, что решился сам заговорить о Зощенко, потом тем, что неожиданно для меня Жданов, который, по моему представлению, читал рассказы, сказал, что он их не читал; потом тем, что Сталин разрешил печатать эти рассказы».

Вся кремлёвская критика Зощенко и компании носила не репрессивный, а сугубо воспитательный характер. Уже в сентябре 1947 года десять «Партизанских рассказов» исправившегося сатирика были опубликованы в журнале «Новый мир».

Тогда же, 13 мая, Сталин неожиданно для приглашённых к нему в кабинет литераторов обратился совсем к другой теме. Впрочем, логически тесно связанной с прошлогодней критикой ленинградских журналов. Обратимся опять к воспоминаниям Симонова:

«— А вот есть такая тема, которая очень важна, — сказал Сталин, — которой нужно, чтобы заинтересовались писатели. Это тема нашего советского патриотизма. Если взять нашу среднюю интеллигенцию, научную интеллигенцию, профессоров, врачей, — сказал Сталин, строя фразы с той особенной, присущей ему интонацией, которую я так отчётливо запомнил, что, по-моему, мог бы буквально её воспроизвести, — у них недостаточно воспитано чувство советского патриотизма. У них неоправданное преклонение перед заграничной культурой. Все чувствуют себя ещё несовершеннолетними, не стопроцентными, привыкли считать себя на положении вечных учеников… Почему мы хуже? В чём дело? В эту точку надо долбить много лет, лет десять эту тему надо вдалбливать. Бывает так: человек делает великое дело и сам этого не понимает, — и он снова заговорил о профессоре, о котором уже упоминал. — Вот взять такого человека, не последний человек, — ещё раз подчёркнуто повторил Сталин, — а перед каким-то подлецом-иностранцем, который на три головы ниже его, преклоняется, теряет своё достоинство. Так мне кажется. Надо бороться с духом самоуничижения у многих наших интеллигентов.

Сталин повернулся к Жданову.

— Дайте документ.

Жданов вынул из папки несколько скреплённых между собой листков с печатным текстом…»

Наш герой протянул приглашённым литераторам подготовленную в его аппарате сводную записку с изложением так называемого дела профессоров Клюевой и Роскина. В настоящее время, начиная с периода перестройки, «дело КР», дело Клюевой — Роскина, подаётся как аналог дела Ахматовой — Зощенко, но уже не для литературных, а для научных кругов.

И здесь не обойтись без детального изложения этого «научно-политического» процесса. Московские учёные-медики Григорий Иосифович Роскин и Нина Георгиевна Клюева с 1930-х годов занимались проблемами клеток живого организма и, в частности, вопросами лечения рака. Проблема и в наши дни остаётся нерешённой, однако даже тогда, в только что победившей холеру и чуму небогатой стране ей уделялось серьёзное внимание. Во время Великой Отечественной войны Клюева и Роскин благополучно проработали в эвакуации. К 1946 году они пришли к выводу, что сумели обнаружить метод торможения роста раковых клеток путём биотерапии с использованием паразитических простейших Trypanosome cruel, распространённых в Латинской Америке (специальная терминология призвана показать, с какими нетривиальными вопросами медицинской науки придётся разбираться членам политбюро, и в частности Жданову, в самом ближайшем будущем. — А. В.).

Для того чтобы проверить и отработать практическое использование возможного научного открытия, требовались отдельные лаборатории и дополнительные ресурсы. Отметим, что речь идёт о начале 1946 года, когда половина страны ещё лежала в руинах. В тех суровых условиях немедленно выделить такие ресурсы могли только с самого верха. И здесь Клюевой и Роскину помог их знакомый, инспектор городских больниц Минздрава СССР Виктор Викторов. Дело в том, что в 1920-е годы он работал в Нижнем Новгороде, хорошо помнил Жданова и решил обратиться прямо к нему с просьбой о помощи учёным. 15 марта 1946 года он направляет личное письмо члену политбюро и секретарю ЦК Жданову: «С нижегородских времён прошли годы. Вы за это время видели тысячи людей. Но мне хочется думать, что пишущего эти строки бывшего заведующего нижегородским губздравом Викторова Виктора Николаевича Вы помните…»

Наш герой, вспомнив старого подчинённого, внимательно ознакомился с представленными материалами о работе Клюевой и Роскина по проблемам рака. «Если Вы, вопреки тому, что Вы бесконечно заняты, — писал Викторов, — найдёте возможность их вызвать, Вы окажете большую услугу советской науке».

Уже через две недели вопрос о создании в Москве отдельной научной лаборатории по проблемам биотерапии рака с подачи Жданова был рассмотрен на заседании Секретариата ЦК ВКП(б). Ещё через две недели Минздрав СССР по распоряжению ЦК передал Клюевой и Роскину спецлабораторию в Центральном институте эпидемиологии и микробиологии АМН СССР. Разработанный ими метод действительно в отдельных случаях тормозил развитие раковых клеток. Но увлечённым исследователям в тот момент искренне казалось, что они почти создали эффективное лекарство от рака. Серия оптимистических материалов об открытии Клюевой — Роскина появилась в 1946 году на страницах научных изданий СССР и даже в московских газетах.

Эти сообщения привлекли повышенное внимание к работе советских учёных со стороны США. Работы над антираковой вакциной шли в Соединённых Штатах уже несколько десятилетий и пока не приносили результата. При этом США на тот момент оставались единственной страной, не только не пострадавшей, но и обогатившейся на вчерашней мировой войне. Для других крупнейших стран мира — как победителей, так и побеждённых — тогда были актуальнее проблемы разрухи и голода. После многомиллионных жертв вопросы смертности от рака не казались столь важными. В США таких проблем не стояло и близко, поэтому тема лечения рака была довольно популярна в американском обществе. И граждан США здесь можно понять — за годы Второй мировой войны на фронтах они потеряли меньше, чем за то же время умерло в стране от данной болезни… К тому же бизнесмены самой развитой капиталистической державы прекрасно понимали, какие доходы сулит в перспективе панацея от рака. Накануне мировой войны конгрессом США был учреждён Национальный институт рака, и в 1945 году в нём попытались решить проблему этого заболевания путём концентрации всех научных и иных ресурсов по примеру и опыту успешного атомного проекта.