Читать книгу - "Император Наполеон - Николай Троицкий"

Потрясенный Карно отправился уведомить об отречении императора Палату пэров, а ликующий Фуше, не чуя ног под собою, поспешил с той же миссией в Палату депутатов. Карно сопровождали министр финансов Годен и генеральный казначей Мольен, а Фуше - министр иностранных дел Коленкур и морской министр Декре. Пока Карно и Фуше с провожатыми были в пути к депутатам и пэрам, обе палаты «теряют терпение и направляют своего эмиссара (командира батальона Национальной гвардии) объявить Наполеону, что они собираются голосовать за его отрешение от власти. Император с иронией отвечает: “Как эти господа спешат! Скажите им, чтобы они успокоились. Четверть часа назад я послал им свое отречение”»^[1790].

Зато прибытие Карно и Фуше с известием об отречении Наполеона вызвало бурю восторга почти у всех депутатов и у большинства пэров. Остаток дня, вечер и часть ночи с 22 на 23 июня они посвятили выборам Временного правительства из пяти человек: трое - от депутатов и двое - от пэров. Депутаты избрали Карно, Фуше и генерала П. Гренье - старого друга Ж. В. Моро, якобинца, который никогда не грешил (в представлении депутатов) излишней преданностью императору. От Палаты пэров членами Временного правительства были избраны Коленкур и бывший комиссар якобинского Конвента Н. - М. Кинет. Трое из пяти избранных (Карно, Фуше и Кинет) голосовали за казнь Людовика XVI. «Таким образом, - подытоживает Д. Вильпен, - цареубийцы триумфально возвращаются во власть, составляя три пятых новой Директории. Здесь нет ни одного явного роялиста. В конечном счете по отношению к Людовику XVIII Временное правительство 1815 г. настроено еще более оппозиционно, чем к Наполеону»^[1791]. Действительно, Карно и Коленкур по-прежнему стояли за императора.

Тем временем народ Парижа, его предместий и периферийных, вплоть до отдаленных, департаментов выражал свою солидарность с императором все более энергично и угрожающе. «Весь Париж кипел, как котел на огне, - пишет об этом Д. С. Мережковский, ссылаясь на Анри Гуссе. - Толпы рабочих ходили по улицам с революционными песнями. Весть об отречении только подлила масла в огонь. Все грознее становились крики: “К оружию! К оружию!” Были в толпе и офицеры Великой Армии. “Батальонами пойдем на палаты, - грозили они, - потребуем нашего императора, а если не получим, подожжем Париж с четырех концов!”»^[1792].

Едва ли не большую часть протестантов составляли тогда стекавшиеся в столицу на летний сезон с разных концов страны «многие десятки тысяч строительных рабочих - каменщики, плотники, слесари, кровельщики, землекопы и т. п. <...>. Они были гораздо более связаны с деревней, чем постоянные парижские рабочие. И потому они ненавидели Бурбонов двойной ненавистью - и как рабочие, и как крестьяне, а в Наполеоне видели верный залог избавления от Бурбонов. Эта масса не хотела успокоиться, не хотела примириться с отречением Наполеона. Она избила до полусмерти на улице несколько хорошо одетых людей, в которых заподозрила роялистов “аристократов”, потому что они отказались кричать с толпой: “Не нужно отречения!” Эти народные толпы беспрестанно сменяли друг друга. “Никогда народ не обнаруживал к императору больше привязанности, чем в эти дни”, - пишет свидетель того, что происходило в Париже не только до отречения, но и после него, 23, 24, 25 июня, когда тысячные толпы все еще не хотели примириться с совершившимся»^[1793]. Поразительный факт из воспоминаний очевидцев засвидетельствовали Анри Гуссе и Доминик Вильпен: «На Вандамской площади двести - триста человек встали на колени перед колонной со статуей Наполеона, клянясь умереть за него»^[1794].

Немудрено, что в таких условиях Наполеона (как он признался в этом своему адъютанту Ш. - Т. Монтолону), «одолевает искушение вновь захватить власть: достаточно ему только приказать, чтобы тысячи человек, к которым присоединилась бы и армия, набросились на предателей, засевших в Тюильри и Бурбонском дворце»^[1795]. Но император превозмог соблазн власти и остался верен своему отречению. Зато был донельзя перепуган пронаполеоновскими манифестациями Жозеф Фуше, который именно в эти дни «на две недели становится властелином Франции»^[1796].

Политический хамелеон, не уступавший в этом качестве Талейрану, Фуше 23 июня возглавил Временное правительство, выказав при этом такие изворотливость, мошенничество и энергию, что ему позавидовал бы и сам Талейран. Сначала он договорился с «временщиками», что они сами, без вмешательства палат, изберут себе председателя. «Когда это предварительное условие принимается (никто из коллег Фуше, естественно, не усмотрел здесь никакой интриги. - Н. Т.), он обещает отдать свой голос Карно, который счел, что обязан поступить так же (т. е. проголосовать за Фуше. - Н. Т.). Между тем Фуше голосует за себя и получает большинство»^[1797].

Первым делом временный (скорее главарь, чем глава) Франции стремится удалить Наполеона из Парижа, ибо «чернь с Наполеоном может все»^[1798]. Попытки Фуше руками своих агентов раздать манифестантам деньги, чтобы они разошлись, не дают результата: на смену тем, кто расходится, приходят в еще большем числе другие. Тогда, уже 24 июня, Палата депутатов по наущению Фуше постановляет: «Просить бывшего императора покинуть столицу»^[1799].

Пока Наполеон, подчиняясь решению палаты, готовился к отъезду из Елисейского дворца, массы народа, постоянно толпившиеся перед дворцом и теперь взбудораженные слухами об его отъезде, моментально разнесшимися по всему городу, стали с удвоенной одержимостью скандировать: «Да здравствует император! Не покидайте нас!» «Чтобы не быть окруженным толпой, - читаем об этом у Д. Вильпена, - Наполеон вынужден прибегнуть к хитрости. Он приказывает направить свою карету к официальному выходу, а затем выходит через садовую дверь и садится в менее приметный экипаж гофмаршала Бертрана»^[1800]. «Выехал потихоньку, прячась от толпы, осаждавшей дворец, как будто бежал», - так выглядело все это в представлении Д. С. Мережковского^[1801].