Читать книгу - "Убийство Царской Семьи и членов Романовых на Урале - Михаил Дитерихс"

По отъезде Государя в Ставку жизнь в Александровском дворце в этот день как бы замерла. Государыня Императрица не выходила из комнат Алексея Николаевича и Великих княжон и сношения свои с внешним миром вела или через Великую княжну Марию Николаевну, или через дежурного камер-лакея. Даже фрейлины старались ее не беспокоить, а в исключительных случаях поджидали ее в коридоре, когда она переходила из комнаты наследника в комнату дочерей. Теперь, после отъезда мужа, по выражению ее лица стало заметно, что разлука с мужем в настоящее время для нее страшно тяжела; к мучениям за Россию, за сына прибавилось еще беспокойство за Царя, и она неоднократно осведомлялась, нет ли от него каких-либо известий. Приближенные, получавшие сведения о ходе событий в столице в течение 23 февраля из различных источников, не решались что-либо ей говорить, не желая усложнять и без того ее тяжелого душевного состояния. Она провела весь вечер и всю ночь, не засыпая, у изголовья сына, который большею частью был в забытьи, а приходя в сознание, тихо шептал одно слово: «Мама». Она наклонялась над ним и молча, нежно гладила его голову. Ребенок, видимо, верил в целительное свойство ее ласки и цеплялся за нее.

На другой день по отъезде Государя, т. е. 24 февраля, по телефону из Петрограда позвонил Министр внутренних дел Протопопов и поручил подошедшему к телефону дежурному камер-лакею Императрицы Волкову доложить Государыне, что в Петрограде начались беспорядки на почве недостачи хлеба и что хотя между толпой и полицией произошло несколько столкновений, но он, Протопопов, рассчитывает справиться с волнением и не допустить ничего серьезного.

Известие это взволновало Императрицу неожиданностью недостачи хлеба в столице, и особенно тем, что, миролюбивая по натуре, она страдала всегда за всякую кровь, пролитую во внутренних беспорядках. Поэтому она просила министра пояснить его сообщение и напомнила ему, что Император всегда желает сдержанности в действиях со стороны полиции против невооруженной толпы. Протопопов доложил ей дополнительно, что виновниками событий являются социалисты, которые в целях вызвать рабочих и чернь в столице на революционное движение вели сильнейшую агитацию среди мелких железнодорожников, чем вызвали нарушение правильного подвоза к столице продовольственных продуктов, что и повело к недостаче в городе хлеба. Далее министр сообщил о бурных заседаниях, происходящих в Государственной и особенно в городских Думах, о том, что с трибуны последней депутаты требовали отставки Председателя Совета Министров Штюрмера и, что речи, произносимые в обеих Думах, не способствуют успокоению народа, а поддерживают и подстрекают его на расширение волнения в революционное антиправительственное движение. Однако он успокаивал Государыню, что никаких напрасных кровопролитий не допустит и что войскам приказано прибегать к оружию только в крайних случаях.

В этот же день из Петрограда приезжал гофмейстер граф Бенкендорф и доложил Императрице, что буйства черни и беспорядки в Петрограде руководятся лицами не из среды большинства Государственной Думы, а из особого революционного центра, образовавшегося из социалистических элементов с присоединившимися к ним некоторыми представителями от запасных войсковых частей Петроградского гарнизона.

За этот день состояние здоровья Наследника Цесаревича постепенно ухудшалось; появилось осложнение болезни у Великой княжны Ольги Николаевны, и Государыня должна была напрячь всю силу воли, чтобы держаться на ногах и помогать обоим серьезно больным. Она ни с кем не делилась своими впечатлениями о политических событиях и в напряженном ожидании ждала каких-нибудь известий от мужа, так как сообщение Протопопова об участии в движении железнодорожников заставило Ее опасаться за благополучное следование Императорского поезда.

Вечером от Государя Императора была получена короткая телеграмма, в которой он сообщал о благополучном приезде в Могилев и спрашивал о состоянии здоровья детей.

25 февраля сведения об общем ходе событий в столице были доставлены Государыне опять-таки графом Бенкендорфом. Протопопов сообщил лишь через камер-лакея Волкова, что им арестован Петроградский городской голова Толстой за допущение в стенах Думы явно революционных речей. В этот день Государыня имела разговор по прямому проводу с Государем, причем к аппарату подходила Великая княжна Мария Николаевна. Государь подробно расспрашивал о состоянии здоровья детей и сообщил Императрице, что им издан указ о перерыве заседаний Государственной Думы по причине того, что часть ее социалистических депутатов примкнула к создавшемуся в Петрограде революционному комитету и поддерживает с ним теснейший контакт, принимая в его собраниях деятельное участие.

26 февраля утром Протопопов доложил Государыне через Волкова, что «дела плохи» – горит Суд, толпа громит полицейские участки и пытается освобождать Преступников из тюрем. В течение дня в Александровском дворце стекались со всех сторон сведения, одно тревожнее другого; привозили их разные частные лица и знакомые приближенных. Стало известно, что волнение уже начало захватывать центр города и что войска, которые были привлечены для поддержания порядка, оказывали лишь слабое сопротивление. Между прочим уже в этот день во дворце были получены известия, что Дума решила не подчиняться полученному указу о перерыве заседаний и приступила к организации исполнительного комитета в целях восстановления порядка в столице.

Государыня относилась ко всем этим сведения мужественно, не проявляя ни малейшего страха. Когда Волков доложил ей как слух, что даже казаки в Петрограде волнуются и готовы изменить. Она ответила ему спокойно: «Нет, это не так. В России революции быть не может. Казаки не изменяют». В этот день, по показаниям свидетелей, «состояние здоровья Алексея Николаевича значительно ухудшилось» и Государыня всею силою своей воли борола в себе страдания, вызывавшиеся политическими событиями, чтобы скрыть от Детей переживавшиеся Ею муки и не ухудшить Их здоровья волнениями за Родителей.

Рано утром 27 февраля Председатель Государственной Думы Родзянко вызвал к телефону командира сводного Его Величества полка генерал-майора Ресина и просил его немедленно доложить Государыне, что положение в Петрограде сильно ухудшилось и столица фактически находится в руках революционеров. Возбуждение толпы, подстрекаемой какими-то агитаторами, направлено особенно остро против Царской Семьи, и толпы черни решили двинуться на Царское Село, дабы разгромить Александровский дворец. Родзянко просил Государыню немедленно покинуть дворец и увезти детей хотя бы в Гатчино. Вместе с тем он просил доложить Императрице, что под давлением обстоятельств Дума была вынуждена выделить из своей среды под его, Родзянко, председательством Временный исполнительный комитет, дабы власть в столице не закрепилась окончательно за революционным комитетом, руководящим уличными беспорядками.

Угрожающие дворцу и Семье сведения, по-видимому, не испугали Императрицу. Она спокойно выслушала доклад до конца, а заключительную его часть приняла с облегченным удовлетворением. Пришедшему в это время к Наследнику Цесаревичу Жильяру она, обычно никогда не делившаяся с посторонними своими настроениями, не удержавшись, и как будто с оттенком внутренней радости, сказала: «Дума показала себя на высоте своего положения. Она, наконец, поняла опасность, которая угрожает стране, но я боюсь, не поздно ли». Что же касается до совета Родзянко о немедленном выезде Семьи из Царского Села, то она поручила передать ему, что положение Наследника Цесаревича столь серьезно, что перевозка его грозит почти наверняка смертельным исходом.