Читать книгу - "Адмирал Кузнецов. Опальный адмирал - Александр Золототрубов"

То, что делал главком ВМФ и за что боролся, вполне оправдано, ибо наращивание боевой мощи флота он видел в строительстве сбалансированного по составу флота, во внедрении новых систем морских вооружений на базе последних достижений и фундаментальных исследований науки. И все же — что для него было главным? Создавать корабли всех классов! Однако это требовало проведения перспективных исследований, конкурсного проектирования систем морских вооружений, чтобы промышленность получала научно обоснованные оперативно-тактические и тактико-технические задания.

Все эти и другие вопросы главком ВМФ ставил перед правительством с большой решительностью. Так, вернувшись из поездки на Балтийский и Черноморский флоты в августе 1946 года, он написал служебную записку председателю Госплана СССР Вознесенскому, в которой, в частности, указывал: «Одновариантность проекта кораблей неизбежно ведет затем к неоднократным модернизациям, что влечет за собой неоправданный расход материальных средств, перенапряжению судостроительных мощностей, в конечном счете — к снижению численности боевого состава флота». Вопрос был серьезный, и Вознесенский пригласил Николая Герасимовича к себе, чтобы все обсудить в деталях.

— Я сделаю все, о чем вы просите, — заверил главкома Вознесенский. — Так что в моем лице вы нашли еще одного сторонника создания мощного военного флота. Мы в Госплане продумаем, что и когда вы получите на флоты. — После паузы Николай Александрович продолжал: — Я, как и вы, солдат. Если не ошибаюсь, слово это нерусское и означает «защитник Отечества». А защитник Отечества, как мне кажется, не только тот, кто идет на врага с оружием, но и тот, кто делает это оружие.

Главком улыбнулся широко, добродушно.

— Вы правы, Николай Александрович. Спасибо за заботу о флоте!

Все, что мог сделать Кузнецов — и как заместитель министра Вооруженных Сил СССР, главком ВМФ, и как депутат Верховного Совета СССР, он делал на совесть. Когда был в Севастополе, адмирал Октябрьский попросил его оказать ему содействие в приеме у Булганина.

— Одному вам трудно бороться за флоты, я же хочу кое-что «вырвать» у министра Вооруженных Сил для Черноморского флота. Севастополь ведь у нас один… А пойду я к нему на прием как депутат Верховного Совета СССР, — ответил Кузнецов.

— Добро! Чему быть — того не миновать!

Кузнецов убедил Булганина принять адмирала Октябрьского и в тот же день вызвал его в Москву. «Сегодня (31 октября) был принят т. Булганиным и Василевским (присутствовали Хрулев и Кузнецов) по вопросам обеспеченности флота, — записал в своем дневнике комфлот. — Доложил о всех наших нуждах, договорились о помощи. Вновь поставил вопрос о иммобилизации 39-го года срочной службы (1917 год рожд.). Доложил, что мы флот после войны не привели в порядок, у нас еще большой хаос в корабельном и береговом составе; высказал свои соображения по вопросу дальнейшей судьбы флота. Василевский очень внимательно слушал, все записывал». Через девять дней в дневнике Октябрьского появилась новая запись: «Получил вчера телеграмму от Кузнецова. То, что я докладывал Василевскому и Булганину, приказано подработать, все вопросы доложить к 15.11».

Кузнецов в сутолоке дел не забывал, что в Главном штабе ВМФ все еще работает инспекция, он даже свыкся с мыслью, что она рядом. Удивляло лишь то, что инспектора работали с его подчиненными, а главкома маршал Говоров еще ни разу не пригласил к себе. Нет-нет да и появлялась тревожная мысль: не хотят ли снять его с должности главкома?..

После решения ряда вопросов у Булганина по ремонту крейсера «Молотов» Кузнецов возвращался к себе. В приемной министра он увидел маршала Говорова.

— Леонид Александрович, я хотел бы зайти к вам, — сказал главком.

— Зачем? — усмехнулся маршал.

— У вас, видимо, есть замечания по работе Главного штаба? Слышал я, что и в мой адрес у вас есть претензии.

— Все будет указано в акте проверки, — сухо ответил Говоров.

Вернулся к себе Кузнецов не в духе. Это заметил адмирал Галлер, принесший ему на подпись приказ о переводе кораблей с Северного флота на Балтику. Он положил на край стола папку с документами.

— Вы чем-то взволнованы?

— Разве мало у меня разных дел? — грустно улыбнулся Николай Герасимович. — Эх, Лев Михайлович, скажу вам честно, иной раз мне кажется, что лучше чувствовал себя, когда шла война. Ей-богу, правда! Теперь же, куда ни пойди, везде встречаешь сопротивление своим планам, слышишь окрики.

«Видно, крепко его допекли», — подумал Галлер.

— Лев Михайлович, мы что-то затянули с формированием команд для отправки в Италию за кораблями.

— Сроки нам дали короткие, а людей мы собираем со всех флотов! — возразил Галлер. — И кораблей немало: линкор, крейсер, шесть эсминцев, две подводные лодки, двенадцать торпедных катеров, танкер, пять водолеев, десять буксиров… — Какое-то время адмирал молчал, потом сказал сдержанно: — Не нравится мне все это…

— Что, приемка кораблей?

— Да нет… Инспектирование Главного штаба мне не по душе. На вас, Николай Герасимович, идет охота…

Без стука в кабинет вошел адмирал Левченко.

— Звонили из ЦК партии. Вам и генералу Рогову прибыть к Жданову к семнадцати ноль-ноль.

Кузнецов почувствовал, как дернулись губы от напряжения. На душе — холодок. Он понимал, что это глупо и смешно, и все же спросил:

— Что еще?

— Дворцовые тайны мне, Николай Герасимович, неведомы.

Кузнецов стал быстро одеваться.

В кабинете секретаря ЦК партии Жданова находился и Булганин. Он сидел за столом и просматривал какие-то бумаги. Услышав стук двери, поднял голову. Главком поздоровался, то же сделал и генерал Рогов.

— Почему все еще не отправлены команды моряков в Италию, ведь там их ждут корабли? — спросил Жданов.

Кузнецов объяснил, отчего произошла задержка. Но теперь люди подобраны и вот-вот выедут.

— Кто виноват в задержке? — сухо спросил Жданов.

— Я, Андрей Александрович.

— А вы что скажете? — Жданов посмотрел на генерала Рогова.

— Главком определил сроки формирования команд, а они оказались нереальными. — На губах генерала вспыхнула усмешка.

— Вы что, невиновны? — сердито спросил Рогова Жданов… — Вот уж поистине был прав философ Григорий Сковорода, когда говорил, что без ядра орех ничтожен, а без сердца — человек! Вы, Иван Васильевич, вижу, боитесь и не желаете разделить ответственность с главкомом, и я весьма огорчен…

Вышел из Кремля Кузнецов в душевном смятении, казалось, он перенес тяжелую пытку.

— Николай Герасимович, ты, пожалуйста, извини меня, — начал Рогов. — Понимаешь, я сказал в том смысле, что за все на флотах в ответе главком…

— Не надо, Иван Васильевич, — прервал его Кузнецов. — Я готов принять удар… Не казни себя. Если бы ты признал свою вину, ничего бы не изменилось. Инспекция у нас проводится по распоряжению вождя. Не зря это, поверь. Против меня вся эта затея…