Читать книгу - "История Ирана и иранцев. От истоков до наших дней - Жан-Поль Ру"

Как будто ничто не указывает, чтобы они были богаты, хотя иногда они обладали огромными богатствами, — словно бы золото их не интересовало и они приберегали его только для покойников. «Они не умеют делать [денежных] запасов и не знают торговли, кроме обмена товара на товар», — пишет Страбон (VII, 45). Они были по преимуществу кочевниками, и стада давали им почти всё необходимое для жизни: молоко, мясо, шерсть, кожу, кости. Они, конечно, были прекрасными воинами и могли бы наживаться за счёт грабежа, но, как мы уже говорили, нам почти неизвестно, чтобы они совершали опустошительные набеги. Они были прекрасными охотниками, метавшими дротики и стрелявшими из лука как никто — я имею в виду, конечно, «никто за пределами степного мира», ведь не их стрела войдёт в поговорку у потомков, а парфянская, — и охота помогала им разнообразить питание, добывать меха и шкуры, но никогда не обогащала самих охотников. Откуда же возникало их состояние? Несомненно, благодаря золотым копям, благодаря мастерским по обработке металла, но, что бы ни говорили наши классические авторы, — конечно же, и благодаря межконтинентальной торговле, которая шла на их землях и которую они иногда вели сами, продавая продукты животного происхождения и зерно. Конечно, они продавали, но и покупали тоже. Греки создавали фактории на скифских побережьях, только чтобы торговать со скифами. Известно, что последние приобретали у них товары, до которых были падкими: одежду, предметы искусства, оливковое масло, вино. О Танаисе, городе в устье Дона, Страбон (XI, 2, 3) пишет: «Это был общий торговый центр азиатских и европейских кочевников, с одной стороны, и прибывающих на кораблях в озеро [Азовское море] с Боспора [Киммерийского], с другой; первые привозят рабов, кожи и другие предметы, которые можно найти у кочевников, последние доставляют в обмен одежду, вино и все прочие принадлежности культурного обихода».

Они возделывали свои земли или заставляли это делать других. «Скифы не пашут», — говорит Геродот, однако, как и другие авторы, наряду с царскими скифами и скифами-кочевниками упоминает скифов-земледельцев. Их миф о происхождении, где явственно видны индоевропейские верования и индоевропейская социальная организация, выявляет трёхчастное деление общества, и это деление символизируют три предмета или скорей три группы предметов, причём два первых составляют единое целое, которые упали с неба и за которые шёл спор: плуг и ярмо, предназначенные для земледельцев, секира для воинов и чаша для жрецов и царей. Ведь богатые равнины Причерноморья и долины Кубани пригодны для выращивания зерна, злаков, которые пользовались большим спросом в греческих городах — они пользовались таким спросом и скифы их поставляли в таком количестве, что земледелие Пелопоннеса не смогло выдержать конкуренции, из-за чего Спарту и Афины потряс тяжёлый экономический кризис. Там, где скифы не пахали сами, они заставляли работать своих рабов, которых они, по словам Геродота, ослепляли. Земледелие они считали настолько важным занятием, что класс рабов у них понемногу разросся и государство, по крайней мере к IV в. до н. э., стало типично рабовладельческим.

Длительное время они не знали ни городов, — кроме основанных ионийцами, — ни каких-либо укреплений и, несомненно, даже деревень как архитектурных сооружений. Однако позже, когда сарматы изгнали их с Кубани и отбросили к Днепру, они стали строить поселения. Это были пункты сбора войск, более или менее укреплённые, более или менее отстроенные, зачатки городов, причём некоторые существовали ещё в V в. до н. э., как Елизаветовское городище, занимавшее 55 гектаров. Неаполь в Крыму близ Симферополя, окружённый мощной каменной стеной, вырос не ранее III в. до н. э.

Скифы жили в шатрах. Возможно, некоторые и обитали в кибитках, как говорит Геродот, хотя повозки использовались прежде всего для сезонных миграций и даже для торговли, потому что верблюды из Центральной Азии были более чем редкостью. Есть несколько описаний таких гужевых экипажей от древности до наших дней. В захоронениях найдены их уменьшенные терракотовые модели. Они поставлены на шесть колёс, а платформа с крытым верхом разделена на два-три отделения. В Елизаветинской, на Дону, раскопали остатки повозки со следами росписи и с колёсами, имеющими по двенадцать спиц и диаметр 0,75 м. Совершенно целая повозка, очень хорошо сохранившаяся, из Пазырыка на Алтае, то есть из местонахождения, принадлежавшего не скифам как таковым, а другим иранским кочевникам, несомненно, юэчжам, имеет совсем другие размеры. Её четыре колёса с большим количеством спиц имеют диаметр 2,15 м. Высота повозки — 5,3 м, а ширина — 3,35 м.

АМАЗОНКИ

Женщины занимали высокое положение и пользовались большой свободой, но, хоть иногда говорят, что они были во всём равны мужчинам и даже верховодили ними — память о былом матриархате или пережиток? — на самом деле они всё-таки подчинялись мужчинам. Образ жизни обоих полов ничем, во всяком-случае в первые времена, не различался, хотя порой подчёркивают специфику женских работ, так что в этом вопросе существуют заметные противоречия. Женщина ездила верхом, охотилась, воевала. Она могла командовать армиями. Она несомненно могла быть всемогущей повелительницей. Кое-где упоминаются имена некоторых из этих владычиц. Одна из них, Лисиппа, о которой, впрочем, говорят, что она была амазонкой, прославилась любовью, какую внушила своему сыну Танаису: он тщетно пытался противиться этой любви и был вынужден броситься в реку, которая с тех пор получила его имя (ныне Дон). Некоторые исследователи усматривают в этом мифе реакцию либо на ритуальное кровосмешение, которое было принято ещё у древних иранцев и которое маздеизм лишь унаследовал, либо на сам маздеизм, если этот обряд ввёл он.

Существует несколько отдельных женских захоронений, ничем не уступающих мужским, таких, как Павловский курган, сохранившийся до наших дней нетронутым, что бывает редко, — курган IV в. до н. э. высотой 16 м. В Большой Близнице есть самое меньшее три женских погребения, одно из которых явственно свидетельствует о связях покойной с элевсинскими мистериями, опять-таки напоминая нам о Греции.

Такие женщины-воительницы, женщины-убийцы казались грекам худшим из возможных отклонений от нормы, чем-то противоестественным, и они сочинили об этих женщинах миф, которому предстояло пережить века, — миф об амазонках. Он приобретёт огромную известность. На рельефе из Британского музея, изваянном около 350 г. до н. э. и происходящем из мавзолея в Галикарнасе, одного из чудес света, изображена битва греков с амазонками — это одно из многих изображений, — которая позже стала излюбленным сюжетом европейских художников: свидетельством этого, опять-таки одним из многих, служит знаменитая картина Рубенса, хранящаяся в Мюнхене.

Конечно, племени амазонок не существовало, и поэтому античные авторы никогда не знали, где их поселить, помещая место их обитания за пределами известного мира, но недалеко, и имели возможность рассказывать на эту тему красивые истории. Последние встречаются в нескольких вариантах, но основной сюжет хорошо изложен Гиппократом (460-ок. 377 до н. э.): «В Европе, — пишет он, — есть скифский народ, живущий вокруг озера Меотиды [Азовского моря] и отличающийся от других народов. [...] Их женщины ездят верхом, стреляют из луков и мечут дротики, сидя на конях, и сражаются с врагами, пока они в девушках; а замуж они не выходят, пока не убьют трёх неприятелей [...]. Та, которая выйдет замуж, перестаёт ездить верхом, пока не явится необходимость поголовно выступать в поход. У них нет правой груди, ибо ещё в раннем детстве матери их, раскалив приготовленный с этой целью медный инструмент, прикладывают его к правой груди и выжигают, так что она теряет способность расти, и вся сила и изобилие соков переходят в правое плечо и руку» («О воздухе, водах и местностях». 18). Другие авторы уточняют, что амазонки общались с мужчинами лишь затем, чтобы зачать ребёнка, и убивали детей мужского пола, оставляя в живых только девочек. Геродот рассказывает, что скифы однажды предложили амазонкам жить с ними, и те ответили: «Мы не можем жить с вашими женщинами. Ведь обычаи у нас не такие, как у них [...], к женской работе мы не привыкли. Ваши же женщины [...] выполняют женскую работу, оставаясь в своих кибитках [...]. Поэтому-то мы не сможем с ними поладить» (IV, 114). Очевидное противоречие с тем, что говорится о скифской женщине в других местах!