Читать книгу - "Opus Dei - Джон Аллен"

ХУЛИАН ЭРРАНС

Негативные воспоминания уравновешиваются воспоминаниями друзей и сотрудников, настойчиво подчеркивающих добрый нрав, сострадание и духовную глубину Эскрива.

Кардинал Хулиан Эрранс, испанец, член Opus Dei с 1950 года, рассказал мне, как он в первый раз встретился с Эскрива, недавно вернувшимся в Мадрид. Умер молодой человек, только что ставший членом Opus Dei, и Эскрива приехал на траурную церемонию в центр, где жил Эрранс.

Было видно, что он очень страдает, как отец, потерявший сына. Он спросил: «Где, где?» Мы внесли покойного в часовню и положили перед дарохранительницей. Эскрива вошел, прошел вперед, опустился на колени перед дарохранительницей, потом встал и начал петь респонсорий за упокой души… Когда мы пришли в общую комнату, перед нами был другой человек. Он очень ласково улыбался, почти сиял. Это меня удивило, поскольку я только что видел его страдающим, а сейчас он выглядел совершенно иным. Мы начали беседу, и он сказал: «Это грустный день, но одновременно и счастливый». Умерший молодой человек очень страдал, потому что родители были против его призвания. Святой Хосемария сказал: «Он выиграл последнюю битву, он до последнего дыхания был верен Божьей воле. Это великая жизнь — всегда соблюдать Божью волю, никогда не говорить Господу «нет»… Я счастлив, что у меня был такой сын. Вы должны быть счастливы, что у вас был такой брат».

В этот момент я понял, что этот человек — святой. Он знал, как объяснить двойное измерение — человеческое и сверхъестественное — Христа. Он был очень человечный человек, отец, который страдал и боролся. В то же время он был великим священником. Он был христианином, весь смысл его жизни сосредоточился на Христе.

ХАВЬЕР ЭЧЕВЕРРИЯ

Эчеверрия, преемник Портильо на посту главы Opus Dei, встретился с Эскрива в первый раз, когда ему было шестнадцать, а Эскрива был зрелым мужчиной сорока шести лет. Он говорит, что был поражен «необычайным чувством юмора» Эскрива и одновременно тем, что тот «воспринимал всех очень серьезно», включая себя. Однажды, когда Эчеверрия заканчивал высшую школу, Эскрива заявил, что хочет с ним поговорить. Он пригласил Эчеверрия поехать с ним вместе в центр Opus Dei, где должен был с кем-то встретиться. Эчеверрия очень не хотел ехать из-за того, что его укачивало в долгих поездках. Тем не менее он согласился. Естественно, его стошнило, и он все вокруг испачкал. В самом расцвете клерикальной Испании до периода Второго Ватиканского собора испачкать машину монсеньора было очень серьезным прегрешением, и Эчеверрия обуял ужас. Однако Эскрива не выразил никакого отвращения или раздражения. Вместо этого он остановил машину, достал бумажные полотенца, помог молодому человеку все вытереть и как ни в чем не бывало продолжал поездку. «Это помогло мне понять человека, — сказал Эчеверрия. — Именно человека, а не священника».

«Он был человеком огромного терпения, — сказал Эчеверрия. — Это не значит, что он не мог рассердиться. Иногда он огорчался и показывал это. Он умел очень-очень четко говорить разные вещи. Но всегда после этого он произносил: «Если я говорил не тем тоном, простите меня. То, что я вам сказал, я считаю истиной перед Богом и поэтому и сказал вам. Я должен быть с вами искренним. Но если мой тон был слишком строгим, простите меня, потому что я только хотел, чтобы вы поняли, что можете обрести святость».

Обозреватели утверждают, что существует демаркационная линия между экс-членами, которые стали критиками, и такими, как Эчеверрия, которые упорно продолжают быть членами. Критики воспринимают строгие замечания Эскрива как свидетельства гнева или даже душевной болезни, в то время как сторонники принимают их за свидетельства отцовской любви и заботы.

ДРУГИЕ ВОСПОМИНАНИЯ

Покойный венский кардинал Франц Кениг — один из либеральных защитников Второго Ватиканского собора и в целом не считающийся сторонником церковного консерватизма, тем не менее был совершенно потрясен личностью Эскрива. В интервью 2001 года Кениг сказал: «С блаженным Эскрива де Балагером я познакомился в дни собора. Мне говорили, что он способствует развитию роли мирян в повседневной жизни и в работе. Он не изображал из себя человека церкви: никаких римских воротников или епископских регалий. По моему мнению, он был человеком с большой душой. Мы много говорили о том, что происходит в мире, и вскоре я понял, что в нем я увидел живую церковь… Я хотел бы сказать, что Святой Дух обрел в нем очень восприимчивый человеческий плацдарм».

Похвалы приходили и из других неожиданных церковных источников. Кардинал Карло Мария Мартини, бывший архиепископ Милана, долгое время считавшийся «великой белой надеждой» либерального крыла церкви на роль следующего папы, сказал: «Духовное плодородие монсеньора Эскрива невероятно. Тот, кто говорит и пишет, как он, ясно показывает всем окружающим подлинную святость».

Эскрива был также лично знаком с архиепископом Сальвадора Оскаром Ромеро, ныне глубоко чтимым мучеником и поборником либерализации теологического движения. 12 июля 1975 года после смерти Эскрива Ромеро обратился к Павлу VI с просьбой «во славу Божью и во спасение душ» начать процесс беатификации Эскрива. Ромеро выразил «глубокую благодарность священникам Opus Dei, которым я с удовлетворением и весьма плодотворно вверял руководство собственной жизнью и жизнями своих священников… Монсеньор Эскрива, которого я лично знал, мог вступать в продолжительный диалог с Господом с огромным человеколюбием. Становилось сразу же ясно, что он Божий человек, что его поведение исполнено деликатности, любви и доброго настроя». Историки, однако, замечают, что это письмо было написано до убийства в 1977 году в Сальвадоре отца Рутилио Гранде, события, которое «радикализировало» Ромеро и изменило его ранние консервативные взгляды.

Эскрива вызывал положительные реакции даже вне католических кругов. Венский психиатр Виктор Франкл, уцелевший во время Холокоста, автор Man’s Search for Meaning, однажды во время приезда с женой в Рим побеседовал с Эскрива. После этого разговора Франкл суммировал свои впечатления: «Что меня особенно очаровало в его личности, так это прежде всего живительное спокойствие, исходящее от него и согревающее весь разговор. Кроме того, невероятный ритм его мыслительного процесса и, наконец, поразительная способность немедленно войти в контакт с собеседником… Совершенно очевидно, что монсеньор Эскрива полностью живет настоящим моментом, он ему открыт абсолютно и отдает себя целиком».

Что же можно извлечь из этих противоречащих друг другу свидетельств? Когда я был в Барбастро, городе, где Эскрива родился, я расспрашивал жителей об их известном земляке. Многие из них с гордостью говорили, что Эскрива был типичным сыном Арагона: прямым, горячим, остроязычным, хитрым и гордым и при этом также сердечным, жалостливым, добродушным, в нем совершенно отсутствовали неуверенность и жалость к себе. Если он правда был таким, то, возможно, эти качества действительно сосуществовали в его характере. Как это определил католический писатель Роберт Ройал в рецензии на книгу Тапиа в 1999 году, некоторые критики Эскрива, «кажется, исходят из того, что истинно святые люди должны быть без недостатков, несмотря на всю историю святых, начиная с апостолов Петра и Павла и по сегодняшний день».