Читать книгу - "Мишель Нострадамус. Заглянувший в грядущее - Вадим Эрлихман"

Конечно, это могло быть литературной игрой, да и различие фамилий не аргумент — в XVI веке даже два брата могли писать свою фамилию по-разному. Однако один и тот же человек вряд ли стал бы писать свою фамилию иначе, да и обмолвки Шавиньи дают понять, что он не был лично знаком с Нострадамусом. Скорее всего, он был сыном или племянником Шевиньи, унаследовавшим как его бумаги, так и глубокий интерес к салонскому астрологу. В 1589 году он составил рукопись прозаических предсказаний Нострадамуса, взятых из его альманахов, со своими комментариями. Текст не был издан, и только в XX веке его обнародовал историк и дальний потомок Шавиньи Бернар Шевиньяр. В 1594 году вышла книга Шавиньи «Первый лик французского Януса», посвященная личности Нострадамуса и толкованию его пророчеств об уже совершившихся событиях. В скором будущем он обещал предъявить читателям «Второй лик» о предсказаниях будущего, но эта книга не была написана — или не дошла до нас. После 1600 года о Шавиньи ничего не известно.

Именно к его сочинению восходят многие эпизоды биографии Нострадамуса: его первый брак, борьба с эпидемией чумы, обстоятельства смерти. Принимая их на веру, мы не можем верить другим заявлениям Шавиньи: например, тому, что Нострадамус не был евреем по происхождению и придерживался правоверных католических взглядов. Сомнительны и его толкования пророчеств, в которых часто встречаются ошибки и натяжки. Быть может, Шавиньи, назыающий себя секретарем пророка — самозванец, каким его и считает ряд ученых? Но этому противоречат его хорошее знакомство с текстами Нострадамуса, в том числе неизданными, и явное родство с Шевиньи. Оба они родились в городе Бон, оба увлекались астрологией, оба были хорошо знакомы с Жаном Дора. Этот «французский Сократ», старший из поэтов «Плеяды», сам знал салонского пророка и живо интересовался его предсказаниями. В книге Шавиньи приводится их спор с Дора, где последний утверждает, что Нострадамус писал свои катрены под диктовку ангела, мало что понимая из написанного, а автор, скрытый под псевдонимом «Собиратель», спорит с ним. Есть версия, что Дора сам занимался толкованием пророчеств, но, мало заботясь о сохранности своих произведений, ничего не записывал.

Вероятно, Шавиньи вполне искренне восхищался Нострадамусом и стремился донести до потомков истинный (как он считал) смысл его предсказаний. Возможно, он так же искренне вжился в роль секретаря пророка, взяв на себя создание книги, которую тот не смог или не успел написать. Почти наверняка он включил в свое сочинение подлинные записи Шевиньи и самого Нострадамуса, но препарировал их согласно своим убеждениям и взглядам. При этом не избежал соблазна приписать кумиру собственные катрены из центурий XI и XII — несуществующих, поскольку сам астролог говорил в конце жизни, что ограничил число своих предсказаний тысячей. Не исключено, впрочем, что их написал Шевиньи, сочинивший в свое время ряд катренов для альманахов пророка.

Но Шевиньи вошел в жизнь Нострадамуса позже, а пока, в мае 1555-го, он получил из Лиона первые экземпляры «Пророчеств» и стал с некоторым трепетом ждать отклика. Отклик пришел с неожиданной (хотя неожиданной ли?) стороны: предсказатель получил приглашение к королевскому двору. Принято считать, что он тесно общался с королями и чуть ли не ногой открывал двери Лувра. На самом деле для незнатного провинциального астролога внимание монарших особ было событием столь же невероятным, как явление ангела. О его поездке в Париж подробно рассказывает сын, Сезар де Нотрдам, в своей «Истории Прованса»:

«Прошел год после того, как Мишель де Нотрдам посвятил мне, бывшему еще в колыбели, и выпустил в свет центурии, которые, обессмертив его, провели по стопам и путям добродетелей его предков. В конечном счете эти пророчества стали столь известными, хотя и были написаны темными стихами в сивиллином стиле (потому что подобные вещи нельзя осквернять простонародным языком), что молва о нем разошлась повсюду, а его имя повторялось всеми с таким великим восхищением, что и писать неудобно. Скажу лишь, что королева отправила графу Клоду письмо с курьером, где требовала немедленно направить к ней этого человека, которого хочет видеть король. О распоряжении Ее Величества губернатор, который любил и ценил Нострадамуса, сообщил ему, и тот, собравшись, отбыл из дома в возрасте 53 лет 14 июля, и достиг стен Парижа 15 августа, в день Успения Богоматери, чье имя он носил, въехав в ворота Святого Михаила, чтобы счастливое предзнаменование было полным. Господин коннетабль (Анн де Монморанси) оказал ему необычайную милость, отвел его в свое жилище и представил королю, который велел поселить его у кардинала Санса (Луи де Бурбон-Вандома). Там его свалила подагра, которая держала его в постели десять или двенадцать дней, во время которых Его Величество отправил ему сто золотых экю в бархатном кошельке, а королева — почти столько же. Согласно четкому приказу Его Величества, как только он избавился от мучительных болей, он с удовольствием направился в Блуа, чтобы повидать французских принцев. Что касается почестей, королевских одежд, драгоценностей и великолепных подарков, которые он получил от Их Величеств, принцев и величайших людей двора, я лучше оставлю их на кончике пера, чем буду рассказывать о них с отменным избытком тщеславия, опасаясь сказать больше, чем позволяет скромность»^[10].

За давностью лет Сезар допустил в этом тексте как минимум три ошибки. Во-первых, его отец посетил Париж не через год после появления своей знаменитой книги, а почти сразу же, о чем сам упоминал в письмах. Во-вторых, он навещал принцев не в Блуа, а в Сен-Жермене, где тогда находился двор. В-третьих, за столь короткий срок «Пророчества» не успели, конечно, обрести широкую известность, и приглашение их автора ко двору было вызвано другой причиной. Какой? В альманахе на 1555 год он писал, что пролет над Францией необычно яркого метеора предвещает в июле опасность для Генриха II: «Королю следует остерегаться человека или группы людей, преследующих такие цели, что я не осмеливаюсь изложить на письме». Это было замечено многими — например, коллегой Нострадамуса, астрологом Лораном Виделем, который писал сопернику: «Ты говорил, что не осмеливаешься писать, что случится в этом году. Зачем ты прибегнул к таким хитростям? Явно для того, чтобы тебя пригласили ко двору».

Такой вариант вполне возможен, но не исключена и другая версия, отраженная в предисловии к этой книге. Приглашение Нострадамусу через губернатора де Танда прислала именно королева Екатерина, которая (как, впрочем, и сам король) живо интересовалась астрологией и внимательно следила за новыми предсказаниями. Нет ничего невероятного в том, что она получила экземпляр «Предсказаний», наткнулась в нем на слова о радуге, скрытой сорок лет, поразилась предвидению автора и спешно вызвала его к себе. Надо сказать, что сам пророк не мог предугадать, зачем его вызывают, и был сильно напуган. По пути, в Лионе, с ним беседовал местный торговец Жан Геро, записавший в дневник: «Он направлялся ко двору короля, куда был вызван, и очень боялся, что ему там устроят плохой прием; он сам говорил, что до 25 августа ему угрожает большая опасность быть обезглавленным».

Именно альманах на 1555 год, а отнюдь не «Пророчества», сделал Нострадамуса знаменитым во всей Франции и даже во всей Европе. Спустя много лет известный мемуарист, кюре Провена Клод Атон, писал о нем следующее: «В это время обрел большую славу астролог и математик из Салона-де-Кро в Провансе по имени магистр Мишель Нострадамус, доктор медицины, автор пророчеств и альманахов. В этих альманахах и пророчествах он рассказывал о многих грядущих событиях в христианском мире, в частности об упадке христианства, прежде всего во Франции и Германии. Иногда он говорил о будущих бедах в этих странах открыто, иногда — затемненными выражениями, загадками и скрытыми намеками. Особенно часто — о будущих невзгодах во Франции после перемен в королевской власти, церкви и католической религии. Эти вещи не могли понять самые сведущие люди, пока они не становились свидетелями предсказанного события…