Читать книгу - "Катаев. Погоня за вечной весной - Сергей Шаргунов"

22 мая 1916 года русские ринулись в наступление на Юго-Западном фронте — знаменитый Брусиловский прорыв, после которого стратегическая инициатива перешла к союзникам. Вражеские удары под Сморгонью, на Западном фронте стали злее.

В ночь на 20 июня немцы выпустили отравляющие газы в сторону русских позиций.

В «Южной мысли» в очерке «Удушливые газы» Катаев писал:

«Все имеют нелепый, смешной вид и похожи на водолазов. Крутят головами и таращат друг на друга большие от очков глаза. Тишина, в виски стучит. В дверь начинает входить редкий-редкий зеленовато-желтый туман.

Мысль-молния:

— Газ… Это — газ».

А вот уже приходится спасать солдата по прозвищу Старик, намочив в чайнике изношенную портянку и набросив ему на лицо. Батарея палит, все задыхаются, теряя сознание и рассудок.

Ровно через месяц противник повторил газовую атаку. Отравился Михаил Зощенко, получив порок сердца.

Тогда же, будучи дневальным, Катаев бросился в блиндаж и пока будил батарейцев, наглотался фосгена: «Мне худо. Головокружение. При каждом вздохе в легких кинжальная боль. В висках оглушительный шум… Я уже еле сознаю, что со мной делается. Где? Почему вокруг меня какие-то люди? Кто они? Ах да, тень фельдшера и рядом с ним тень моего взводного… Я делаю усилие, стараясь улыбнуться, дать понять, что я жив еще, и в тот же миг лечу в пропасть небытия».

Его доставили в лазарет. К счастью, легкие не пострадали, были задеты бронхи.

«Впоследствии доктор как-то заметил мне:

— Скажите спасибо, что я не пожалел для вас казенной камфары и вкатил вам по знакомству не один, а два укола. А то бы вы были уже давно на том свете».

От фосгена голос Катаева навсегда приобрел надтреснутую хрипотцу.

С августа по ноябрь 1916 года Катаев с артиллерийской бригадой пробыл на Румынском фронте. Сначала были запутанные странствия: их погрузили в эшелон на станции Столбцы. Прибыли в Буковину, убежденные, что их направят в Брусиловский прорыв. Форсированный марш до Галиции. Недавно занятые русскими города Черновцы, Коломыя. Неожиданно бригаду развернули и эшелоном привезли в родную ему Новороссию, запахло близостью дома и моря: Жмеринка, Раздельная… Потом Тирасполь. Город Рени на берегу Дуная. Оттуда (так устроила Ирен) Катаева на пять суток командировали в Одессу. 14 августа Румыния, вдохновленная успехами генерала Брусилова, объявила войну Австро-Венгрии, и Катаев устремился обратно — догонять свою бригаду. После двухдневного путешествия на барже по Дунаю прибыл в город Чернаводэ. И наконец, поездом — в город Меджидие. И далее — к самой границе с Болгарией, в Южную Добруджу, где развернулись военные действия. «Здесь некогда воевал с турками мой прадед и освобождал братьев славян мой дедушка. И вот теперь я бреду в пыльных сапогах…»

Отравив чудовищными сценами, война пробудила в нем поэтику беспощадности: «Сербы дерутся как львы!.. Пленных не берут, раненых добивают на месте. Прелестные ребята!»

Вскоре бригада, где находился Катаев, попала в окружение к немецкой армии Августа фон Макензена (германского генерал-фельдмаршала, дожившего до девяноста пяти лет и обласканного Гитлером). У немцев было значительное превосходство в силах. В очерке «Из Румынии» Катаев писал: «Этот ад продолжается двое суток, и мы в течение их не отдали ни одной пяди земли, хотя неприятеля было вчетверо больше нас… Сейчас, стоит лишь мне зажмурить глаза, я отчетливо представляю себе поле, широко видное сквозь стекла «цейса», и отовсюду, из-за каждого бугра, из-за каждой неровности местности идущие густой черной массой неприятельские колонны». И все же пришлось поспешно отходить…

Наши войска закрепились на Траяновом валу между городами Меджидие и Констанцей. Катаев был телефонистом при офицере-наблюдателе. Под непрерывным обстрелом он десятки раз полз из окопчика вдоль телефонного шнура, чтобы соединить концы провода.

Новое отступление. Катаев не смог догнать свою батарею с телефонистом-напарником. Они скитались 11 дней. Тогда, в октябре 1916 года, Добруджа была потеряна…

В портовом городе Брайле на реке Дунай в кабинете генерала Алексинского (главного начальника снабжения Румынского фронта) он доложил военному начальству обо всех подробностях бегства.

По его воспоминаниям, за «мужество при обороне» Траянова вала он был представлен к солдатскому Георгию 4-й степени.

Догнав свою батарею, он попал в новый кошмар — разрывались новейшие тяжелые снаряды-«крякалки», накатывала пехота неприятеля. Катаев самовольно заменил раненого наводчика и принялся из трехдюймовки бить по немецким цепям. Тогда же он был контужен. И вновь — отступление.

Писатель Марк Ефетов вспоминал о гимназии, где какое-то время его учителем был отец Вали Катаева, уже известного благодаря местной прессе «героя сражений», которыми «мальчишки бредили». Когда «герой сражений» вернулся с фронта, Марик был счастлив пожать ему руку и с ним поговорить.

В декабре 1916 года Катаев был откомандирован в Одесское пехотное училище (просил Ирен «походатайствовать» об этом перед отцом). Он понимал, что лишается возможности стать артиллерийским офицером и сделается пехотным прапорщиком, но война замучила, требовалась передышка.

7 декабря его приняли на сокращенный четырехмесячный курс.

В день Февральской революции 1917 года в Одессе произошли оползни — Катаев вспоминал, что единственным поврежденным зданием оказалось их училище: трещина расколола бюст государя императора.

О тех событиях — «Барабан» с подзаголовком «Записки юнкера, революционный рассказ»^[7]. Это же училище в 1917-м столь же ускоренным выпуском окончил писатель Лев Славин, всю жизнь друживший с Катаевым.

Про нахлынувшую революцию Катаев говорил: «Было сумбурно и весело». Начальник училища собрал их и прочел два манифеста — об отречении Николая и Михаила. «Мы были так взволнованны, что никто не спал. Офицеры не знали, как им быть». Мгновенная перемена произошла со вчерашними верными слугами престола, которые стали всех называть «товарищами». И вот — Валя с барабаном шагает впереди батальона: «…мы влились в бесконечный поток красных флагов, лиц, автомобилей, солнца, тающего снега, мальчишек». Он был опьянен до головокружения уличным шествием, словно языческим хороводом, и тогда же написал «Сонет свободе» в одесском журнале «Бомба»: