Читать книгу - "Восстановление нации - Казимир Валишевский"

Но пока он все еще не думал поднять знамя восстания. Помимо того, что время было для того неподходящее, новый вождь делал оценку тем средствам, которые он мог найти на месте для подобного предприятия. Предоставленные своим собственным силам в течение двадцати лет, казаки достаточно ясно показали свою беспомощность. Ничто не подтверждает широко распространенного тогда мнения, будто бы Хмельницкий ездил за это время в Крым. Но он употребил несколько зимних месяцев на трудные переговоры, предметом которых являлась поддержка татар. Так как Порта в это время жила в мире с Польшею, хан должен был отказаться, не без сожаления, от выступления в поход своей армии; но в это время несколько польских украинских вельмож устроили набег на его владения и угнали у него много скота, и в виде репрессии хан нашел возможным тогда дать казакам несколько тысяч своих всадников под начальством перекопского мурзы Тухай-бея. Этого только и нужно было Хмельницкому. Он рассчитывал в данном случае не столько на количество этих помощников, сколько на моральный эффект, который должен был произвести самый факт присутствия крымцев как среди его товарищей, так и в рядах его противников. Он не ошибся в расчете, и уже одно это доказывает в нем наличие необходимых для войны данных, хотя он и не обладал большой опытностью и знаниями.

Оно указывает также на отсутствие разборчивости в средствах, и эта черта в дальнейшем только подтверждается начатой таким образом карьерою украинского героя. Но в этом отношении Хмельницкий мог привести пример не одного христианского принца, и на деле этот компрометирующий союз один лишь отличал его предприятие от предприятий, в которых пали Наливайко и Павлюк, и он обеспечивал ему совершенно другой успех. Он, конечно, беспокоил совесть тех, которые им пользовались. Одна украинская легенда говорит о татарине, ударившем в оскверненной церкви саблей образ Богоматери, откуда тотчас потекла ручьями кровь. Но как первые удачные шаги восстания, так и все его дальнейшие перипетии – находились в зависимости от этой помощи. Вначале, кроме того, успех восстания был обусловлен также невероятной неспособностью главного начальства польской армии, представленного в этот критический момент двумя новыми генералами: Николаем Потоцким и Мартином Калиновским.

Находясь на месте, Потоцкий был, конечно, хорошо осведомлен о подготовлявшемся событии. В противоположность Хмельницкому он имел за собою долгое военное прошлое. В шестнадцать лет он уже командовал в 1611 году эскадроном под стенами Смоленска и с тех пор не переставал принимать участие против москвитян и шведов, турок и казаков во всех походах польской армии. Но человек ограниченного ума, распутник и пьяница, он вынес из этой школы одно только крайнее высокомерие. Повинуясь настоятельным советам короля, начавшего, со своей стороны, тревожиться, он должен был разрешить казакам выйти в море, толкнуть их на это дело в случае необходимости. Многие соблазнились бы такой экспедицией, и татары тогда, по мнению короля, не осмелились бы соединиться с другими. Генерал хорошо сделал, что отказался от подобного предприятия. Он был против войны с Турцией, не видя тех средств, которыми можно было бы ее вести, но с имеющимися у него в наличии 15 000 человек он считал себя в силах подавить всякую попытку восстания, быстро двинувшись к устью Днепра.

Это было, конечно, самое разумное. Возмутившиеся казаки только тогда становились опасными, когда врывались в сердце Украйны, где к ним присоединялись народные массы. Но выполнение задуманного Потоцким плана явилось шедевром неспособности практического его применения. Вместо того чтобы сконцентрировать свои силы, Потоцкий их разбил на мелкие отряды. Пустив вперед, не сохраняя при этом с ним никакой связи, авангард в шесть тысяч человек, который он поручил своему сыну Стефану, совсем еще молодому человеку, он хотел, чтобы и тот шел двумя отдельными колоннами, одною – по реке, другою – по суше. Но еще большим безумством было составить этот отряд более чем на две трети из зарегистрированных казаков или из драгун малорусского происхождения под командою того самого Кречковского, который дал убежать Хмельницкому!

В польских армиях, сражавшихся в Украйне, эти разнородные формации были обычным явлением; но всегда заботились о том, чтобы размещать особым образом подозрительных лиц. Отсутствие подобной элементарной предосторожности повело на этот раз к последствиям, которые было необходимо предвидеть: при первой же встрече с бандами Хмельницкого зарегистрированные казаки и драгуны той же национальности перешли на сторону неприятеля. Оставшись с несколькими эскадронами, среди которых дикие крики татар: «Алла! Алла!» – возбуждали настоящую панику, молодой Потоцкий был окружен 5 мая 1648 года у притока Днепра, на Желтых Водах, и погиб, найдя свою смерть в битве.

Получив известие об этом поражении, расположившись лагерем у Черкасс с остатками войск, польские генералы стали спорить между собою. Искусно направляемое Хмельницким, татарское пугало дало восторжествовать мысли о быстром отступлении к Корсуни. Между тем со своим огромным лагерем, нагроможденным повозками, в которых начальники эскадронов таскали за собой свое имущество, состоявшее из золотой и серебряной посуды и богатой мебели, Потоцкий попал в настоящий капкан с оврагом позади и с горою впереди себя. При появлении казаков три тысячи драгун последовали примеру их братьев по оружию, и 16 мая на месте, до сих пор еще пользующемся печальною известностью в польских анналах под названием Крутая Балка, оба генерала, даже без сражения, очутились пленниками вместе со своими войсками.

Никогда еще страна их не подвергалась подобному унижению и не получала такого жестокого удара. В Цекоре Жолкевский погиб, сражаясь один против десяти, а его победители наводили теперь ужас на всю Европу. Ничто в прошлом гордой и славной нации не могло сравниться с этим отступлением, перешедшим в настоящее бегство перед отрядом казаков и татар, причем сдача, передавшая в руки победителей весь генеральный штаб республики, состоялась без боя. Вместе с ним пал и престиж страны к ногам шайки проходимцев и разбойников!

Но это было еще далеко не все! Республика смогла бы найти другие войска, и для нее не представляло особого труда заменить взятых в плен генералов лучшими. Но страшная и непоправимая катастрофа придала совершенно новое значение, благодаря событиям 4 и 16 мая, только начинавшейся борьбе и человеку, начавшему свою карьеру такою беспримерною победою. До того Хмельницкий являлся лишь вторым Наливайко, вторым Павлюком, т. е. просто являлся в потенции будущей добычей для варшавских палачей. Он вырос, внезапно сделавшись существом сверхъестественным, отмеченным судьбою, призванным победою сыграть исключительную роль. А за ним, уже давно рвущаяся, но сдерживаемая ценою неустанных усилий, разве не должна была вся Украйна проявить себя неизбежно в обновленном виде, возбужденною до последней степени, толкаемою всеми своими революционными элементами, которых уже не в силах была сдержать никакая человеческая сила?

И это было еще не все. Как бы в довершение несчастья, нужно было еще, чтобы в этот момент Польша, очутившись перед этим страшным испытанием, осталась без главы. Уже больной, глубоко опечаленный поражением при Желтых Водах, Владислав умер 20 мая. Наступило междуцарствие со всем тем беспорядком и сумбуром, какие эти кризисы вносили в хаотическое управление страною.